Ловушка для ведьмы
Шрифт:
– К хренам всех Пэкстонов. – Особенно этого. – Она была моим билетом домой, – проговорила фурия, указывая на бодро уплывающую лодчонку. – Видимо, это жуткое завывание, которое у тебя там, в замке, испугало капитана Придурка.
Кинг никогда не слышал воя на улице.
– Ты слышала вой прямо отсюда?
– В яблочко, гений. Он распугал всех птиц. И вообще, забудь о вое. Я тут застряла, елки-палки! Каким макаром я вернусь домой?
– У тебя весьма странный словарный запас.
– Негативные слова приглашают негатив в твою жизнь. Так что я стараюсь быть позитивной.
– «Чтоб
– А, это! От этого никакого вреда. Это как кирпичный пенопласт. Пенопласт не бывает кирпичным, а хрустальные шары не могут умереть.
– Лаааадно. «Елки-палки»?
– Растение.
– «Хрен»! Ты сказала «к хренам».
– Мне нравится слово «хрен». Его едят, от него веет чем-то хорошим, сильным. Позитивное словцо.
Подавив желание поиграть в рыбу, которую выбросили на берег, Кинг почесал грудь. Он понятия не имел, что с ней делать. С одной стороны, ему хотелось вышвырнуть ее к упомянутым хренам, а с другой – предложить свой…
– Рад, что мы прояснили этот момент.
– Так как мне быть с возвращением домой?
– А, ну да. Позже вечером я могу отвезти тебя на вертолете. А можешь дождаться пятичасового морского такси и уплыть в Салем в компании вылезших из ада строителей.
– Почему бы мне не попробовать добраться до Салема вплавь?
– Можешь и вплавь. Только не кусай по пути акул.
– Спасибочки. Я выбираю строителей.
Кинг потер щетину на подбородке и, как озабоченный кобель, собирающийся обхаживать очередную «жертву», пожалел, что не побрился этим утром. Кто б сказал еще пару дней назад! Он ничегошеньки не знает об этой дамочке, а она уже тащит его на поводке на минное поле тестостерона, реагирующее на перепады температуры и готовое взлететь на воздух от любого контакта.
Вглядываясь в Салемскую гавань, она уселась на обломок скалы, положив ногу на ногу и покачивая красной шпилькой, чем предоставила Пэкстону еще один угол обзора. Проведя рукой по волосам, чтобы убрать от лица непослушные локоны, она снова взглянула на Кинга.
– Кстати, а почему ты меня преследовал?
– Ты побежала, я побежал за тобой.
– Я побежала, потому что ты за мной побежал. Ты псих?
– Видимо, я должен раз сто извиниться, потому что мой прораб почему-то решил, что ты действуешь как успокоительное на рабочих и это жуткое завывание по углам. Давай вернемся в замок. Только для того, чтобы доказать ему, что он ошибается.
– Я, скорее, съем свои туфли. Ты только что вышвырнул меня. Причем дважды. Кроме того, ты втянул себя в проигрышную ситуацию.
– Тогда приезжай сюда попозже.
– Вряд ли я воспылаю желанием.
Кинг застыл. Если ей нравится слово «хрен», то сейчас она имела в виду… Неееа, не могла она иметь это в виду. Господи! Ему была нужна женщина. Любая… кроме этой, ясное дело. Потому что эта точно больная на голову. Неужели она действительно может стать источником умиротворения?
– Что ты имела в виду, когда сказала о проигрышной ситуации?
– Проигрыш уже маячит у тебя под носом. Поэтому вместо того, чтобы оскорблять тебя, я просто посижу здесь и подожду того момента, когда смогу вернуться домой.
– Семь часов?
– Лучше
Дьявол его дернул, или черт какой, только прямо сейчас Пэкстон хотел зацеловать до смерти полные, наглые и просто созданные для поцелуев губы этой психованной девицы. Никогда раньше он не видел такого лица – невинного и соблазнительного одновременно.
Кинг шагнул ближе и снова поднял ее на руки. И не встретил никакого сопротивления. Дотащив ее до дверей, он на секунду остановился. Мысль о том, чтобы перенести ее через порог становилась все отчетливее. А это значило, что он должен избавиться от этой барышни, как от готовой рвануть прямо у него в руках гранаты.
– Я сказала, что ненавижу, когда ко мне прикасаются.
– Да-да, помню. Видимо, поэтому ты сейчас дерешься со мной не на жизнь, а на смерть.
Как только он договорил, она забарахталась у него на руках. Это, в лучшем случае, представляло собой всего лишь символическую попытку борьбы, а в худшем – попытку соблазнения. Или, секундочку, все с точностью до наоборот? Кинг тут же вошел во вкус, пытаясь угомонить ее, по-прежнему держа на руках, чтобы впечатать каждый изгиб ее тела и каждую черточку лица в чувственную копилку своей памяти, не говоря уже о тактильной. Она словно хотела забраться к нему в душу, и, черт побери, ему хотелось, чтобы так и было. Хотя нет. Он хотел вобрать в себя каждую деталь ее ошеломительной внешности… каждый кусочек того, что делает ее живой… И он хотел… забраться к ней в… быть внутри нее.
Да, черт возьми!!! Он адски этого хотел.
Пэкстон бросил ее, как будто держал в руках горячее блюдо, только что побывавшее в духовке. Ладно, чего греха таить, она и была этим блюдом. Она грохнулась на поддон для изоляционной пены, спружинила, подскочив разок вверх, и выругалась.
– Ты самая обычная мегера, – заявил Кинг, потирая бедро в том месте, куда она его пнула. – Теперь синяк будет.
Она тут же вскочила на ноги.
– Фигово. Потому что я намеревалась пустить тебе кровь.
Яростно отбросив упавшую на глаза светлую прядь, она глубоко вдохнула, и от того, как поднялась ее грудь в этот момент, Пэкстон почувствовал себя так, словно настоящая салемская ведьма только что наложила на него какое-то заклятие. Да что там на него! На всех мужиков в мире сразу.
– Эй, – вдруг сказал он, с трудом отводя от нее взгляд и прислушиваясь к тишине в замке, – тут тихо. Будь я проклят, если эти омерзительные завывания не стихли. Курт был прав. Вот ведь! Рабочие не собачатся. Ветер не воет.
– Ветер? – Мегера улыбнулась, как кошка, которой только что подали на блюдечке с голубой каемочкой самые вкусные сливки на свете, и, замахнувшись ногой, едва не попала по его крепкой заднице. – О, это был вовсе не ветер, – заявила она слишком самодовольно на его взгляд. – А ты думал, ветер? Так вот, нет, нет и еще раз нет. Это одно могущественное взбешенное привидение. И я слышу, что в свое время она была ведьмой.
Кинг рассмеялся. А его люди нет.
Не обращая внимания на предупреждение, которое вопил во всю глотку мозг, он протянул ей руку, потому что ни черта не мог с собой поделать.