Ловушка для вора
Шрифт:
— А нигде, — ответил тот.
Николай достал из кармана зажигалку.
— Ничего себе, — негромко проговорил он, — прямо как в гестапо у вас. Тебя бы, Толик, в такой антисанитарии держать, да еще без света — посмотрим, что бы ты запел.
— Да ничего не запел, — зевнув, ответил Ляжечка, — девчонке-то все равно. Она давно не обращает внимания на такие неудобства…
Щукин чиркнул зажигалкой, и на мгновение комната осветилась зыбким оранжевым пламенем. В неровном свете стала видна лежанка — такая же, как и в первой комнате, на лежанке сидела хрупкая девушка
— Эй! — позвал он. — Как тебя зовут?
Девушка не ответила. Лицо ее было довольно привлекательным, несмотря на сильную бледность, многочисленные потеки грязи и всклокоченные волосы. Щукин снова окликнул ее, но она даже не шевельнулась.
Порядком нагревшаяся зажигалка начинала жечь Николаю пальцы, но он шагнул вперед, чтобы в освещенный участок комнаты попала девушка целиком, а не только лицо.
Одета девушка была в спортивный костюм, кажется, точно такой же, какой был и на неприметном человеке, но на ней он сидел мешковато, хотя и не скрывал неких довольно приятных выпуклостей изящной фигуры.
«А она ничего, — невольно подумал Щукин, — если ее отмыть да приодеть… Да накормить… С такой я бы отдохнул пару недель в Сочи… Или еще где… Только вот почему она молчит и вообще — почему так странно себя ведет? Перепугалась? Или ушла в себя — так бывает от сильных переживаний у людей с особенно чувствительной психикой, к которым я, слава богу, не принадлежу…»
— Эй! — громче проговорил Николай. — Как тебя там?.. Посмотри на меня!
Девушка вздрогнула и повернула к Николаю бледное лицо. Он всмотрелся в ее мутные, ничего не выражающие глаза и спросил снова:
— Как тебя зовут?
— Лиля, — ответила она, медленно выговаривая каждый звук.
Щукин помедлил, думая, что бы такое ему еще спросить у странной девушки. Ему казалось, что если он поговорит с ней, то причины ее необычного состояния хоть немного разъяснятся.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Двадцать… лет.
— Ты откуда?
Девушка Лиля открыла было рот, видимо, чтобы ответить, но тут ее лицо перекосила судорога, и с губ ее сорвалось только хриплое нечленораздельное восклицание. Она передернула плечами, будто ее внезапно пронзил ледяной могильный холод, и рванулась, словно хотела подняться, но осталась сидеть на месте.
— Не понял… — нахмурился Щукин.
Позади него скрипнула дверь. Щукин обернулся и увидел неприметного человека, входящего в комнату. Под мышкой у него был какой-то небольшой предмет, завернутый в темную ткань.
Заметив, что Щукин стоит на пороге комнаты, где содержалась пленница, неприметный поморщился и как-то странно посмотрел на Ляжечку.
Ляжечка тотчас вскочил и, колыхая налитым пузцом, подбежал к Щукину.
— Чего она такая? — спросил Николай.
— Потом, потом, — засуетился Ляжечка, — сейчас некогда… Надо готовиться к отъезду, а то времени совсем мало осталось, время поджимает, а мои заказчики, ты понимаешь, не любят ждать, а ведь мы опаздываем, а они не терпят, когда кто-нибудь опаздывает…
Бормоча
— Потом все по порядку объясню, — пообещал Ляжечка, — а пока надо приготовиться к фотографированию…
— Какому фото?.. — удивился Николай. — Кого фотографировать-то собрался?
— Тебя, — сказал Ляжечка и кивнул на неприметного человека, который, достав откуда-то треногу, располагал на ней предмет, принесенный с собой, оказавшийся фотоаппаратом.
— Мы так не договаривались, — быстро сказал Щукин, — херня какая… С какой стати мне фотографироваться?
— На документы, — объяснил Ляжечка, — мои заказчики люди серьезные. Поедешь с новыми документами — под полным прикрытием, понял?
— Да?..
Щукин понимал, что это резонно и правильно, но все равно не мог расслабиться.
«Новые документы — это хорошо, — подумал он, — но ведь рожа моя на них будет старая, а это уже не очень хорошо. Это плохо, можно сказать… Моя рожа в этой местности уже засветилась, и кто знает — может быть, и в Питере на меня ориентировки получены… Да не может быть, а скорее всего… Надо как-то…»
— Ого! — воскликнул Николай.
— Чего ты? — посмотрел на него Ляжечка.
— Придумал, вот чего, — сказал Щукин.
— Что придумал? — спросил Ляжечка, но был прерван глухим голосом неприметного, который уже закончил все приготовления и даже включил стоящий в углу комнаты софит, тут же заливший ярким электрическим светом всю комнату.
— Приготовься, — сказал неприметный.
— Погоди, — поднял руки Николай. — Как ты меня щелкать будешь, если я не причесался даже? Мне ведь марафет навести надо…
Неприметный пожал плечами и, потушив софит, повернулся к окошку и закурил.
— Дай мне зеркало, ножницы и бритву, — скомандовал Щукин Ляжечке, — мыло, горячую воду и миску…
— Ты чего? — изумился Ляжечка. — Бриться будешь? Тоже мне — салон красоты устроил… Некогда!
— Брить, — сказал Николай, деловито осматривая остатки пегой растительности на голове Ляжечки, — я буду не себя. Я и так не слишком зарос. Вчера побрился утром.
— Тогда зачем тебе бритва? — поинтересовался Ляжечка.
— Мне еще будет нужен клей, — чувствуя прилив вдохновения и совсем не слушая Ляжечку, проговорил Щукин. — Какой угодно клей, но не канцелярский. И не обойный, конечно. Лучше всего — «Момент»…
— Зачем?! — в недоумении развел руками Ляжечка.
— Увидишь, — пообещал Щукин.
Как показалось Щукину, на все его действия неприметный человек смотрел с одобрением, чего нельзя было сказать о Ляжечке, который, ощупывая свою голову, теперь совсем голую, хныкал и жаловался на холод.
— Между прочим, не лето еще, — гнусил Ляжечка, пытаясь отобрать у Щукина зеркальце, — мне холодно будет. Сколько мне ждать, пока волосы у меня снова вырастут? И вырастут ли вообще… Их и так осталось немного — только сзади и на висках, а остальные выпали… А если я мозги простужу? Простатит… ээ… менингит то есть заработаю?