Ловушка для вора
Шрифт:
Капитон Иванович, проводив утром Анну, положил в ее сумочку несколько денежных купюр, номинальная стоимость которых в десять раз превышала полугодовой заработок ее родителей.
Деньги Анна аккуратно зашила в подушку, а на вопрос соседки, понравилось ли ей заниматься этим, ответила, равнодушно качнув головой:
— Нормально…
Для нее и вправду первые заработанные деньги отложились в памяти гораздо ярче, нежели первый сексуальный опыт.
Капитон Иванович сначала звонил и приглашал Анну в гости два-три раза в неделю и давал ей после каждой встречи примерно треть той суммы,
Потом Анну словно захватил ураган новой красивой жизни — в один прекрасный день она проснулась в уютной однокомнатной квартире, которую снял для нее Капитон Иванович, превратившийся в просто Капитона и уже переставший быть для Анны постоянным любовником; институт ей пришлось оставить, ужинала и обедала она в ресторанах и кафе с мужчинами, почему-то очень похожими на Капитона. Мужчины эти расплачивались с Анной новенькими, вкусно пахнущими купюрами абсолютно за те же упражнения, после которых доярка Маша получала горсть семечек или несколько сигарет «Прима».
Это, поняла Анна, только первый, хотя и очень удачный, шаг на пути к сладкой жизни беспечных красавиц из незабытых сериалов, про которые Анна часто рассказывала Капитону Ивановичу, когда он вызывал ее из пропахшего тараканьей отравой общежития в свою квартиру.
В какой-то момент — много позже этих рассказов — Капитон решил проверить целеустремленность Анны и одолжил ей денег на то, чтобы она смогла поступить на коммерческое отделение романо-германских языков филологического факультета местного университета.
Теперь Анна училась с радостью — по утрам. А вечером отправлялась в один и тот же бар, совладельцем которого был Капитон, и уходила оттуда с изрядно пополнившимся кошельком, а нередко ее увозили к себе на квартиры загулявшие клиенты бара.
Капитон часто интересовался у Анны, как идут ее дела в университете, нередко даже просматривал ее зачетку, одобрительно кивал головой и все говорил о том, что после окончания Анной вуза он устроит ее в какую-нибудь престижную фирму, а за деньги, на которые она учится, ей придется расплатиться позже, предоставлением каких-то услуг, о которых Капитон пока говорил неясно.
Анна давно утратила свое первобытное деревенское простодушие и заменила его изрядной долей цинизма, совершенно необходимого ей для ее ежевечерних занятий, и прекрасно понимала, что в обмен на возможность учиться на коммерческом отделении университета Капитон потребует от нее встреч с нужными ему по бизнесу людьми, либо устроит к нужному человеку секретаршей, либо…
«Тогда будет совсем другое, — думала Анна, — тогда будет не как с клиентами из бара, а… по-другому. Совсем другой уровень. Тогда можно будет искать себе своего… сына председателя…»
Родителям Анна написала, что нашла себе хорошую работу, а за успехи в учебе ее перевели в более престижный вуз. Родители еще ни разу не приезжали в гости к дочери (кроме того нелепого случая, о котором Анна со смехом рассказала Щукину), ни времени не было, ни денег, да и Анна их не приглашала — родители совсем не вписывались в строго очерченную ею картину нынешнего и будущего ее бытия.
Менты, ловившие Щукина, не заинтересовались персоной Анны, просто отвезли ее в отделение и посадили в камеру, где
Всласть наматерившись, Анна позвонила Капитону, и хоть ночь уже близилась к рассвету, Капитон выслал за ней своего человека. Человек привез Анну на квартиру к Капитону. Последний был чему-то очень рад и крайне возбужден — как бывало всегда, когда он ввязывался в какое-нибудь дело, сулившее неплохие барыши.
Капитон ни о чем Анну не спрашивал, усадил ее за стол и вытащил из бара литровую бутылку текилы. Анна выпила несколько стопочек, отлакировала выпитое пивом… и дальнейшие события превратились для нее в сплошной кружащийся ярко-зеленый — цвета крутой мексиканской водки — туман.
Из тумана Анна вынырнула только утром. Как выяснилось, она спала на одной широкой кровати с Капитоном. Больше никого в квартире не было.
Щукин выпустил всю обойму в человека, стоящего в луче, образованном от света фары. Николай стрелял из неудобного положения и не рассчитывал на точное попадание, тем не менее после двух выстрелов человек покачнулся и выпал из луча. До Щукина долетел полный смертельной тоски стон.
Послав оставшиеся патроны в том направлении, куда упал раненый, Николай швырнул пистолет на заднее сиденье и, пригнувшись, схватил лежащую Лилю за шиворот. Сцепив зубы, он изо всех сил вздернул ее на ноги и толкнул на переднее сиденье, одновременно перекинув свое тело за руль. От адского напряжения у Николая плыли перед глазами огненные круги, но он знал, что нельзя терять ни секунды.
Щукин завел мотор и развернул «Ниву», направив ее на темнеющую неподалеку громадину поваленного бревна.
Теперь, когда он поймал момент, он полагался только на удачу, которая, надо сказать, редко изменяла ему на протяжении всей его бурной жизни.
Оскальзываясь в грязи и визжа срывающимся двигателем, автомобиль объехал бревно и выкатил на ровную дорогу.
— Да!!! — закричал Николай, поняв, что теперь-то он точно выбрался из засады.
Вслед ему загромыхали выстрелы. Щукин услышал, как одна из пуль чиркнула по крыше автомобиля, но те, кто устроил засаду, ничего поделать уже не могли: набирая скорость, серая «Нива» мчалась дальше — по направлению к Санкт-Петербургу.
Анна прекрасно знала: Капитон пьяный и Капитон трезвый — люди совершенно разные, и ей с трудом удалось узнать во втором человека, с которым она пила накануне несколько часов.
Анна умудрилась проснуться раньше Капитона, приняла душ и, накинув на себя забытый кем-то халатик, прошла на кухню. Собралась было варить кофе, но передумала и остановила свой выбор на большой пластмассовой бутылке пива «Медовое крепкое», стоящей в холодильнике Капитона в ряду других напитков, очевидно, припасенных на тот случай, если некого будет послать за выпивкой.