Лоза Шерена. Братья. Часть первая

Алмазная Анна

— Я всегда с тобой, ты же знаешь…

И дверь с тихим шелестом закрылась. Вспыхнули на миг светом руны, окутала все вокруг мягкая темнота, и стало вдруг хорошо и спокойно… тихо…

Ярость. 8. Рэми. Чистая душа

Стрелы пронзают плоть, а

злые слова — душу.

Бальтасар Грасиан-и-Моралес

Лиин

уже давно спал, а Алкадий заснуть все не мог, все смотрел и смотрел за окно, туда, где рассыпались по чистому небу звезды, где деревья укутались в белоснежную шаль, а луна просвечивала на стену темные тени. Красива все же эта зима…

Зима… Когда-то давно Кассия встретила его зимой. И этот снег, этот холод, стал для памяти Алкадия проклятием. Ведь раньше он этого не знал. Но одно слово вождя изменило все.

— Чего ты хочешь? — спросил Алкадий, не оборачиваясь. — Ты ведь все равно ничего мне сделать не можешь. Если бы мог, сделал бы давно, не так ли, Аши?

Хлопнули за спиной огромные крылья, и их тень оставила на стекле мутные пятна. А голос полубога ударил той же морозной свежестью, что хрустела снегом за окном:

— Ты зря думаешь, что я ничего не могу и ничего не делаю. Если бы я не делал, Миранис давно был бы мертв.

— А твой обожаемый носитель — свободен. Но он, к твоему сожалению, выбрал иначе. И не надо рассказывать, как для тебя важен Миранис, важна Кассия, для тебя важно только одно — Рэми.

— Ты ничего обо мне не знаешь.

— Или знаю о тебе все. Мы с тобой похожи, Аши. Тебя обидела Кассия, меня — Виссавия. И мог бы ты, давно бы меня убил, да руки коротки.

— Я не убиваю, — засмеялся Аши. — Я меняю одну нить на другую… но нити вы выбираете и создаете сами. Вы думаете, что боги всесильны, а на самом деле всесильна лишь ваша воля. И ваша свобода. И все, что с вами происходит — это результат вашего выбора, а не моего. Я всего лишь тот, кто помогает вам в пути…

— … или мешает.

— Единственный, кто может тебе в чем-то помешать — это ты сам. И твоя глупость, человек. Я знаю, что ты не одумаешься, я знаю, куда ты идешь, но я не намерен тебе облегчать пути. Ты думаешь, что сейчас тебе тяжело, что станет легче, когда ты добьешься своего, так вот, верь мне — не станет. И я не собираюсь исцелять твоей судьбы — это твоя цена за твою глупость. И твоя кара.

— Ты смешон, Аши, — усмехнулся Алкадий.

— Это ты сейчас так думаешь… — ответил Аши и исчез.

А за окном все так же текла проклятая кассийская ночь. Холодно… как же тут холодно…

Погода удалась на славу: солнце щедро лило сидр через высокие арочные окна, путало тени в книжных шкафах, ласкало знакомый до боли герб над дверью, золотило ворсинки коричневого ковра на полу. За окном похрустывал снегом мороз, а тут, в небольшом кабинете,

было светло и уютно.

Еще пару лун назад Майк и подумать не мог, что у него будет свой собственный кабинет в замке, свой собственный уголок, который не приходилось делить ни с кем. И в который можно не пускать никого… его место, где так нравилось зарыться по уши в старые, уже пожелтевшие от времени книги, его лаборатория, где по полкам были спрятаны в коробочки и баночки редкие ингредиенты.

И теперь уже не надо было бежать за каждой мелочью в библиотеку: Майк мог приказать и ему приносили все, что могло понадобиться, даже книги из запретных разделов. Оставляли с поклоном и тихо спрашивали, когда могут за этим прийти и забрать…

И Майку это нравилось.

Бытие дознавателем завораживало. Заставляло забыть недавнее положение младшего сыночка не слишком сильного архана. И грубость, и глупость старшего брата, и вечные попойки в их доме, и насмешки над «книжным червем», все это было в прошлом.

Хотя Майку было только семнадцать, но Арман сумел в нем увидеть то, чего не могли увидеть другие. И дознавателю нравилось, что его прирожденное любопытство и любовь к анализу всего, что он видит, кому-то очень даже понадобилось.

Лоза Шерена, говорите… Майку позволили осмотреть спящего Рэми, и никаких признаков лозы дознаватель не нашел. Зато их полно было на снегу, на месте битвы. Одна такая ветвь, еще подергивающаяся и живая, была спрятана в бутыль и поставлена на стол. Но понимания не прибавила… Майк перерыл все книги и не нашел ничего: еще никогда куски лозы не находили вне ее носителя, еще никогда не создавали таких заклинаний, если только…

Он встал и подошел к окну. Солнце золотило снег, рисовало яркие узоры на белоснежном покрывале, алела под окном рябина. И холод пробивал и тело, и душу. Майк слышал, что Арман пытался убить Рэми и благодарил всех богов, что ему не удалось. Но Нар заплатил за свое вмешательство неплохую цену. Если Арман не пощадил даже Нара, что он сделает с Майком, если узнает… что он сделает со всеми ними, если узнает… нет, когда узнает…

Майк вспомнил тот день, когда увидел Рэми в первый раз. Тогда тот был простым заклинателем в глухом лесу. Лечил зверюшек, был посредником между их миром и миром людей, и, казалось, так в этом лесу на всю жизнь и останется. Может, так было бы и лучше… но Рэми слишком ярок, чтобы долго сидеть в захолустье… и в безопасности.

Боги, если Рэми умрет, они поплатятся все… Лиин, Лиин, где ж тебя носит, когда ты так нужен!

Прикусив до крови губу, Майк вновь вернулся к столу. Провел пальцами по бутыли, и залитая солнечным светом ветвь внутри, будто почувствовав человеческое тепло, чуть шевельнулась.

Тихий стук всполошил тягучую задумчивость. Майк вздрогнул, дверь отворилась с едва слышным скрипом, и в лучах солнца на пороге появился один из дозорных Армана, веснушчатый и вечно веселый:

— Тебе посылка от Лиина, — усмехнулся он. — Принимай.

Майк удивленно моргнул и посмотрел на «посылку»: худого, до смерти напуганного мальчонку с синими глазами и спутанным шелком золотых волос. Туника на нем была простая, застиранная до серости, штаны — в пятнах грязи и тающего снега, сапожки — прохудившиеся, а плащ настолько тонок, что от одного его вида Майку стало холодно.