Ложь и вороны
Шрифт:
– Повеселимся в последний раз, - с грустью сказала она.
Жаль. Не будет больше их совместных тренировок, взаимных саркастических шуточек и простых бесед. Настало время избавиться от лишних чувств. Нужно быть жесткой и решительной. Ева подождет и в тот момент, когда Рагенбер поколеблется, она не станет медлить. Она должна выбраться отсюда любой ценой - таков был изначальный план. Сожалеть будет потом, а сейчас она обязана победить.
Почти одновременно они бросились друг на друга. Скрестили мечи, отпрыгнули в разные стороны и сошлись снова. Все как на тренировке. Оба давно изучили стили ведения боя и легко предугадывали
Девушка уже пару раз допустила промах, которым Смерч мог бы воспользоваться, чтобы ранить ее. Но он специально отводил меч в сторону. Это слегка придавало уверенности. За собой она тоже заметила такое: могла бы пустить в ход землю или кинжал или не совсем честный прием, но не делала этого.
Они кружились в блеске металла. Движения отточены в бесконечных тренировках, ничего лишнего. Это было по-своему красиво, завораживало, захватывало. Но не могло продолжаться вечно. Ева начала уставать. И она, и Рагенбер получили несколько незначительных порезов. Мало того, что Смерч еще ни разу не открылся, он как будто не чувствовал усталости, атаковал все с тем же усердием.
Их мечи встретились под прямым углом. Еву подвела поврежденная рука. Меч противника заскользил по ее лезвию по направлению к шее. Девушка упала на землю и перекатилась в сторону, тут же вскочила на ноги. Меч Рагенбера вошел в землю там, где она только что стояла. Казалось, он сам был удивлен этому.
Болело правое запястье, а из левого плеча потекла кровь. Девушка этого не заметила. Она взметнула меч снизу вверх, и, когда Смерч парировал ее удар, произвела серию непоследовательных атак в разных направлениях. Мужчина отразил их все. Мелькнула мысль, полная отчаяния, но почти сразу все подавила волна безразличия. Настолько мощное ощущение тщетности всего, что она делала, навязчивое желание просто сдаться, упасть и ждать своей смерти, что девушка помимо собственной воли рассмеялась. Ее слова мог слышать только Рагенбер.
– Мне никогда не победить.
Молодой человек мгновение стоял в нерешительности. Во взгляде читалась боль. Наконец он занес меч и сделал выпад. Ева отразила атаку и удивилась, с какой легкостью она это сделала. Она настороженно посмотрела на друга. Он подался вперед и произнес:
– Ева. Я не могу этого сделать.
– Что?
Девушка нахмурилась и с разворота направила меч в бок. Рагенбер перехватил лезвие, поймал его на крестовину, другой рукой придерживая свой меч за плоскую поверхность.
– Это должна быть ты.
– Что ты несешь?
Его слова были до ужаса смешны, самодовольны и слишком альтруистичны, и они почему-то сильно рассердили Еву. Она попыталась ударить по ногам, но Рагенбер снова парировал.
– Кто-то из нас умрет сегодня. Лучше это будешь не ты.
Его голос был спокойным, лицо сосредоточенным. Он легко предугадывал атаки и легко отражал их, особенно сейчас, когда Ева была вынуждена переложить оружие в левую руку.
– Ты должна выбраться отсюда. У тебя есть семья, цель. У меня ничего нет кроме моего короля и государства.
Ева вновь провела отчаянную атаку. Меч пролетел в дюйме от щеки Рагенбера.
– Не говори глупостей, - прорычала
– Где твое достоинство? Я была о тебе лучшего мнения.
Против воли глаза защипало, плотно сжатые губы задрожали. Она быстро провела ладонью по глазам, переложила меч в правую руку и с удвоенной яростью принялась наносить рубящие удары, превозмогая боль в руке и усталость. Одинокая слезинка предательски заскользила по щеке.
– О, да я счастливчик, - улыбнулся Рагенбер, - раз удалось покорить своим обаянием такой черствый сухарь как ты.
– Ты идиот! Ненавижу тебя.
– Так даже лучше.
Теперь во время ее атак он подавался назад и больше не нападал, а только защищался. Со стороны это выглядело, должно быть, будто девушка теснит его к стене. Выкрики толпы усилились. Все понимали: близится финал. Возможно, толпа скандировала их имена, но все отдельные слова смешивались в один непрерывный волнообразный гул. Сквозь этот шум донесся голос Рагенбера:
– Обещай мне, что Квинт будет страдать так, как не страдал никто другой. Его семья, все, кто в этом замешан. Обещай, что ты пошлешь вести Вэю и расскажешь ему все, что знаешь об ордене.
Ева стиснула зубы. Потребовались нечеловеческие усилия, чтобы голос не дрожал.
– Обещаю.
Он кивнул, улыбнулся и позволил Еве выбить из рук оружие. Медлить больше нельзя.
По ее щеке сползла еще одна слезинка, последняя, и девушка воткнул лезвие другу ровно в сердце. Рагенбер скончался быстро. С раскрытыми глазами он упал на спину, когда Ева вытащила меч.
Трибуны ликовали, зрители вскочили с мест, каждый кричал и аплодировал. Под рев толпы девушка подняла окровавленный меч над головой и тоже закричала. Победа оставила после себя в душе только звенящую пустоту.
Ева ушла с арены с гордо поднятой головой, ни разу не обернувшись. Она не хотела помнить его таким. Безжизненные глаза, раскинутые в стороны руки, вытекающая из груди кровь. Она только что убила друга…
Так даже лучше. Пусть враги считают ее жестокой и бессердечной. Пусть знают, что она ничего не боится. Никто не сможет причинить ей боль.
Глава 26
Двадцатый день с того момента, как Ева попала в это чертово Воронье Гнездо. Чтобы не сбиться со счета, она проговаривала числа каждый день по нескольку раз. Завтра состоится очередное шоу, и оставалось только гадать, что на этот раз приготовил ей Квинт. Она не собиралась это выяснять. Сегодня - впервые за долгое время - появится возможность, которую нельзя упускать.
Было достоверно известно, что повозка с овощами для праздничного стола приедет сегодня и как раз во время их дежурства. Они будут ее разгружать, а значит, появится доступ во двор. Лучшей возможности пока не предвиделось. Сегодня или никогда.
Ева размышляла об этом во время тренировки с одним из своих новых товарищей.
Айрон оказался милейшим человеком в промежутках между припадками. Он попал сюда по воле родственников жены после того, как собственноручно вырезал всю семью: супругу, двоих детей и престарелых родителей. Иногда он впадал в истерику, рыдал, скулил и бился головой, вспоминая совершенное, а иногда в приступе ярости лупил головой о стену своих сокамерников, пока другим не удавалось скрутить его. Из-за этого с ним никто не хотел общаться, пока однажды Ева не обратила на него внимание.