Ложь во спасение

Егорова Ольга И.

Некоторое время она постояла на лестничной площадке, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте, и в глубине души надеясь, что за это время кто-нибудь из соседей зайдет в подъезд и составит ей компанию. Вдвоем идти было бы не так страшно. Но время шло, в подъезд никто не входил, а глаза уже привыкли к темноте, которая оказалась не такой уж абсолютной и беспросветной – тусклый вечерний свет все же проникал внутрь из длинных прямоугольных окон под самым потолком.

Быстро одолев четыре с половиной этажа, она уже почти перестала бояться, увидев перед собой дверь в собственную квартиру. И вдруг заметила, как мелькнула чья-то тень в прямоугольнике бледного света.

Мелькнула – и исчезла.

Лена застыла, пытаясь вспомнить, как

дышать.

«Да нет же, – сказала она себе. – Показалось…»

Она успела сделать еще пару шагов по лестнице, когда тень мелькнула снова, тотчас же превратившись в большой и черный силуэт, закрывающий проход к заветной двери. Пальцы безвольно разжались, ключи упали на пыльный бетонный пол. И даже сил на то, чтобы закричать, уже не оставалось.

Поздно вечером стою у служебного входа, спрятавшись за массивной колонной из белого мрамора. Воздух наполнен густым ароматом осеннего вечера – тающей влажностью листьев и мерзлой земли. Редкие звезды на черном небе – как отверстия от серебряных пуль, уходящие в бесконечность. Пытаюсь считать звезды, но сбиваюсь уже на втором десятке, потому что нервничаю слишком сильно. Половину неба закрывает серая туча причудливой формы. Люди, изредка проходящие мимо, таращатся на тучу и показывают пальцами. Круглая желтая луна похожа на глазное яблоко, и я не могу избавиться от ощущения, что этот неведомо чей глаз следит за мной с неба.

Что я здесь делаю?

Этот вопрос приходится задавать себе едва ли не каждую секунду. Делать вид, что ответ на него мне неизвестен, было бы глупо. И все же некоторое время я этим и занимаюсь, пытаясь внушить себе, что просто вышла покурить. Еще минута, еще пара затяжек, и я снова вернусь в зал ресторана за свой столик, а может быть, просто пойду домой, потому что за ужин я уже расплатилась.

Заканчивается пятая по счету сигарета, и я сдаюсь. Вздыхаю и обвожу взглядом окрестности в поисках лимузина. Почему-то мне кажется, что это должен быть именно лимузин – строгий и черный, с элегантным шофером и таким же элегантным охранником внутри, как раз такой, какой полагается иметь певцу с мировым именем. Или это должен быть вертолет? Блестящая стальная стрекоза, прилетевшая с побережья Средиземного моря, чтобы приземлиться на крошечном пятачке возле служебного входя в замок-ресторан и унести обратно драгоценную жемчужину Сантьяго-де-Компостеллы?

Нет, вздыхаю я, осознавая вопиющую степень банальности собственных предположений. Конечно же, не лимузин и не вертолет. У Пабло Гавальды наверняка есть собственное средство передвижения, которое он предпочитает всем видам транспорта на свете. Крылья, компактно сложенные за спиной и незаметные под широкой красной рубашкой. Расправив их, он вылетает прямо в окно, наслаждаясь полетом и планируя маршрут по дороге.

Идея с крыльями мне нравится. Некоторое время я забавляюсь ею, представляя, как он парит в небесах с гитарой на фоне серой тучи причудливой формы, приземляется на самом ее краешке и начинает болтать ногами, тихонько перебирая струны. Из темноты выходит белая собака с лохматой слипшейся шерстью. Я замечаю ее и не двигаюсь с места. Собака подходит, обнюхивает меня и тычется в ладонь прохладным и влажным носом.

«Уходи», – шепчу я сквозь зубы. Собака, по всей видимости, прекрасно понимающая человеческую речь, уходит, поджав хвост, снова растворяясь в темноте позднего ноябрьского вечера.

В этот момент открывается дверь – слишком тихо, я не успеваю подготовиться к встрече, зато успеваю забыть все слова, которые должна сказать и которые, кажется, успела выучить наизусть за время ожидания.

Мой испанский не слишком хорош, а теперь он и вовсе испаряется из головы. Пытаться говорить сейчас на испанском – то же самое, что говорить на китайском: ошеломляющий успех и полное понимание со стороны собеседника обеспечены.

Откашливаюсь, обращая на себя внимание. В силу навалившегося беспамятства, отягощенного полной немотой, это единственное, что мне остается. Пабло Гавальда застывает в трех шагах от меня и смотрит вопросительно, стараясь изобразить на уставшем лице вежливую улыбку.

Ни вертолета, ни лимузина поблизости, никаких крыльев за спиной. Вид у Пабло Гавальды такой, будто он собирается ехать домой на метро вместе с простыми смертными.

– Буэнас ночез. – Мне наконец удается выловить в памяти обрывки воспоминаний об испанской лексике. – Ми йамо Анна.

– En qu? puedo servirle? – Пабло Гавальда слегка приподнимает одну бровь, интересуясь, чем он может быть мне полезен.

– Всем, – тихо говорю я по-русски. Знать бы, зачем я все это затеяла. Было бы проще, наверное, ответить на его несложный и вполне естественный в сложившейся ситуации вопрос.

– No comprendo, – смущенный голос в ответ. Пабло Гавальда меня не понимает. Хочется улыбнуться и сказать, что я сама себя не понимаю. Добавить, что все это в принципе не важно. Молчу, потому что память напрочь отказывается выдать очередную порцию испанских слов. Так ничего и не вспомнив, глупо улыбаюсь и повторяю с видом ученого попугая:

– Ми йамо Анна!

Пабло Гавальда беспомощно и красноречиво вздыхает. Смотрит украдкой на циферблат часов, поблескивающий в темноте на левом запястье. Извиняется: «Пермисо, сеньора!» – и делает шаг в сторону, намереваясь обойти неожиданное препятствие в виде тихо помешанной лохматой девицы.

Понимаю – сейчас он уйдет. Не знаю, как его остановить, знаю только, что должна это сделать. Смотрю ему в спину. «Ты нужен мне, Пабло Гавальда», – внушаю этой спине, и пусть я сама не знаю зачем – это не повод для того, чтобы уйти вот так, не попытавшись выслушать. Луна по-прежнему равнодушно смотрит с неба, серая туча причудливой формы почти растворилась в чернилах ночи, звездам нет никакого дела до моих мучений.

Ну же, говорю себе и делаю первый шаг. Каблуки туфель предупреждающе стучат об асфальт – Пабло Гавальда оборачивается. «Напрасно ты решил обойтись без лимузина и элегантного охранника», – думаю я в этот момент. Думаю и вдруг понимаю – я знаю, как это будет по-испански. Память сдалась, сердце ликует.

– Ми йамо Анна, – повторяю я в третий раз, приблизившись, и едва успеваю набрать воздуха в легкие, чтобы продолжить, как Пабло Гавальда насмешливо перебивает меня:

– Это пароль? Я не знаю отзыва.

Он говорит неторопливо, отделяя слова друг от друга, мне ничего не стоит перевести фразу – на занятиях по аудированию сделать это бывало гораздо сложнее. Задумавшись на секунду, я предлагаю ему вполне приемлемый, как мне кажется, вариант отзыва на пароль:

– Анна, не могли бы вы разделить со мной этот вечер, побродив по ночным московским улицам?

Кажется, мой испанский достаточно хорош.