Ложь. Записки кулака
Шрифт:
— Плохо то, Иван Иванович, что твои помощники в этом деле никуда не годные люди. Митька Жук — недалёкий человек, тупица, балаболка, карьерист. Ему прикажут, то он и отца родного в Соловки ушлет. Не верь ему, Иван Иванович, предаст, если ему будет нужно. О других я говорить не буду. Есть среди вас серьёзный, толковый человек, умница, — это бывший председатель сельсовета Александр Иванович Попов. Поставьте его председателем колхоза. На него можно положиться. Честный человек, он не мог сработаться с Митькой и отказался от своей должности.
— Ты, Сергей Егорович, совершенно правильно охарактеризовал наше руководство, но только одного не пойму, почему ты, грамотный человек, умный, честный, заслуженный, сторонишься Советской власти? Ты же
— Видишь ли, Иван Иванович, об этом у меня был разговор в Обкоме партии с Варейкисом, нашим областным партийным руководителем. Я ему уже изложил свою точку зрения на строительство колхозов и он, между прочим, со мной согласен. Так что я останусь при своем мнении и до него никому никакого дела не должно быть!
— И все же, что тебе не нравиться в колхозе?
— Вот ты сказал, что я сторонюсь Советской власти. Неправда, я за неё кровь проливал и остался калекой. Мне не нравятся методы ее строительства. Ведь колхоз — это и есть Советская власть, её ячейка. Но нельзя запрячь в одну телегу коня и корову. А нам именно это и рекомендуют. Посмотрите состав членов группы бедноты. Ведь 90 процентов ее членов неисправимые лодыри и бездельники. Возьмите, к примеру, своего секретаря партийной организации Дмитрия Степановича. Он с самого детства своими руками ничего не сделал. Учиться не стал, ни разу за всю жизнь не ездил в ночное, не был в поле, не бороновал, не пахал, не сеял и до сих пор сидит на шее старого отца. Петька Лобода — это принципиальный лодырь. За всю жизнь он не заработал даже куска хлеба. Дошло до того, что жена, работящая баба, перестала его кормить, поить, одевать, обувать и даже отказалась ему стирать бельё, да его у него нет. Снимите с него рваный полушубок, и он предстанет пред вами, в чем мама родила. Варька Култышкина не умеет ни читать, ни писать, ни считать. Она просто проститутка местного разлива, её подкармливают парни и мужики, которых она принимает и днем и ночью, иногда до десятка посетителей в день. Мишке Жогову отец оставил сносное хозяйство, но он все пустил по ветру. Железную крышу с дома снял и покрыл её соломой. Все сараи, хлев, амбар и даже курятник разобрал и сжег в печи. Настругал девять детей, но кормить их не думает. Мы едем в поле, а Мишка с удочкой на речку. Свою землю сдаёт в аренду, а детишек распихивает по людям, потому что дома нечего есть, а зимой не в чем выйти по воду. Еще рассказывать о таких же несчастных бедняках, которых эксплуатируют кулаки? И вы предлагаете мне возглавить этот сброд? Не позавидуешь тому несчастному председателю колхоза, который возглавит его с такими работничками. Это только несколько примеров того, почему я не хочу руководить колхозом. А работать рядовым колхозником с такими кадрами я буду просто не в силах.
— И все же, Сергей Егорович, ты мне симпатичен! Ты мне нравишься, но мне жаль, что не можешь понять текущего момента!
— А тебе, Иван Иванович, пройдет немного времени, будет стыдно за свои деяния!
— Спасибо за беседу, хотел поближе познакомиться с тобой, но у меня к тебе есть и другое дело, наверно знаешь какое?
— Да уж, догадываюсь. Если вы передали землю колхозу, то вам понадобиться хороший посевной материал, а он имеется только у кооператоров. У остальных его почти нет, а если кого и что и есть, то это нельзя назвать даже фуражом!
Сергей Егорович встал, накинул на плечи полушубок и пригласил Козырева выйти на улицу. Амбар был заперт на замок. Сергей отпер его, распахнул двери и в нос ударил привычный запах хлеба.
— Вот, Иванович, все зерно, которое я хранил для посевной. Все зерно отборное.
Ничего я не прятал. Можете искать, но ничего не найдёте, так что забирайте то, что есть!
— А забирать мы не будем, наоборот, всё, что соберём на селе, мы ссыпем тебе в амбар, под твою охрану. Амбар у тебя просторный, сухой, крепкий и зерно будет здесь как у
— Хорошо, подумаю, но с таким колхозом я не согласен!
— Говорят, что хозяин — барин! Скажу откровенно, что и мне не все по душе, но я рядовой партии и выполню всё, что мне прикажут, а приказали мне сделать МТС, колхоз и ликвидировать кулачество как класс. А ты будешь с нами или не будешь — от этого ничего не измениться. Мы заберём у мужиков землю, скотину, сельхозинвентарь, без которого они ничего не сделают. Все как миленькие побегут в колхоз и забудут о тебе!
Козырев с Сергеем вышли из амбара, пожали друг другу руки и пошли каждый в свою сторону.
Не успел Козырев скрыться в проулке, как несколько мужиков вошли в дом Пономарёвых, расселись по скамейкам и стали вопросительно смотреть на Сергея. Наконец Чульнев спросил:
— Ну, Сергей Егорович? Что сказал Козырев?
— Повторил то же самое, что говорил на собрании. Сказал, что у нас отберут скот, землю и сельхозинвентарь, а без этого мы с вами будем похожими на общипанных гусей — и на люди показаться стыдно и в ненастье будет холодно!
— Так, что же нам, Сергей Егорович, делать?
— Что я могу вам посоветовать, если я не знаю, что мне самому делать. Только скажу, что у них армия, милиция, прокуратура, тюрьмы и если они решили создать колхозы, то ни мытьем, так катаньем, своего добьются. В сложившейся обстановке мужику нужно записываться в колхоз или бросать всё и уезжать в город. А как вам поступить решайте сами!
Мужики покачали головами, тяжело вздохнули, встали и направились к двери.
После обеда к Сергею пришел его брат Никита, расстроенный и подавленный. Обычно непоседливый, он на этот раз он был угрюм, тих и молчалив. Долго сидел молча, барабаня пальцами по столу. Было заметно, что ему трудно начать неприятный разговор о событиях прошедшего дня. Наконец он резко повернулся к брату и почти истерическим голосом выпалил все, что накопилось у него в душе.
— Да, что же это такое делается? Да есть ли правда на земле, да есть ли бог на небе?
Почему нас не оставят в покое? Кому это нужно и для чего мучат людей? Нужно было воевать — мы воевали, но, выходит, завоевали власть не для себя, а для кучки негодяев. Так властвуйте, тешьте свое самолюбие, но не мешайте нам работать так, как нам нравиться. Почему они лучше нашего знают, как нам работать? Сейчас был у тестя и нагляделся такого, что зубами был готов перегрызть горло всей этой швали, которая и лаптей хороших не носила. Вся эта банда лодырей издевалась и унижала его. Его, которому они и в подметки не годятся! Выгребли последний хлеб и, когда он стал проситься в колхоз, то этот горбатый удав Гандобин ответил ему, что они кулаков в колхоз не принимают и что его место в Соловках. Выгребли хлеб у нашего отца, у дяди Митроши, у Чульневых, Дымковых, Рыбиных, у Хохлов и в других дворах, то есть у тех, кто все эти годы кормил эту голытьбу и их голодных ребятишек. Поговаривают, что скоро и скотину отберут. Да, еще, Серёга! Всем, кто подал заявление в колхоз, выдали по пятьдесят рублей и люди повалили в сельсовет с заявлениями. Получили деньги, расхватали водку в лавке и скупили весь самогон!
Выговорившись, Никита немного успокоился и как-то сник, словно выдохся. Немного помолчал, а потом с какой-то безысходностью спросил брата:
— Что же нам делать, Серёга?
— Не знаю, что тебе сказать. Сегодня утром приходил ко мне Козырев и предложил, чтобы я возглавил колхоз. Он не дурак, и хорошо понимает, что если я соглашусь быть председателем колхоза, то люди без всякого нажима и угроз вступят в колхоз и будут исправно работать. А начальство доложит наверх, что благодаря умелому руководству представителей Обкома партии и хорошей разъяснительной политике, крестьяне села поголовно записались в колхоз. Тем самым будет выполнена директива ЦК ВКП (б) по сплошной коллективизации сельского хозяйства.