Ложе из роз
Шрифт:
На этот раз его аудитория была немногочисленной. Сидя рядом с Кассандрой, Чейзом и Хоуп, он чувствовал себя несколько скованным – ему было не по себе, хотя обстановка казалась самой подходящей. Все здесь выглядело красиво, уютно и празднично. В камине гостиной весело потрескивали дрова, над которыми вздымались оранжевые языки пламени, а от зажженных в стеклянных призмах свечей распространялся аромат лавра.
– Обычно я не говорю много о себе, – начал Виктор свою исповедь, – но Кассандра считает, что вам следует кое-что узнать.
– Все верно, –
Виктор внимательно посмотрел на очаровательную женщину, дирижировавшую сегодняшним концертом.
Он рассказал Кассандре о себе так много, что об остальном она догадалась сама. Но в его признаниях остался пропуск, некая туманная часть, которую Кассандра надеялась услышать сегодня в присутствии Чейза и Хоуп и которая, как она считала, была очень важна.
– Что ж, – Виктор повернулся к Чейзу, – я расскажу свою часть этой истории. Помнишь, мой мальчик, когда мы обсуждали с тобой, стоит ли разделить имение…
– Да, тогда я сказал, что гран-пер, возможно, не одобрил бы этого, но по крайней мере понял бы. Гран-пер знал, что тебя что-то преследует, не дает тебе покоя. Какая-то тайна, связанная с этой долиной. Это и его мучило тоже.
– И он никогда не говорил тебе, что это?
– Нет, – ответил Чейз. – Я думаю, гран-пер решил, что только ты можешь поделиться с кем бы то ни было этой тайной, если пожелаешь.
– Так вот, – тихо сказал Виктор, – тайна состоит в том, что у меня был сын.
– И он умер, как наша дочь, – прошептала Кассандра.
Виктор удивленно посмотрел на нее; оказывается, ее память сохранила гораздо больше, чем он предполагал.
– Оба младенца родились недоношенными – ваша дочь и мой сын. Оба были слишком крошечными, слишком хрупкими, чтобы выжить. Мы ничего не могли поделать – только дотронуться до них, поговорить с ними и молиться за них. А когда они умерли, мы умерли вместе с ними.
– Тогда вы сказали мне, чтобы я не повторяла ошибок, которые уже сделала… – Выражение лица Кассандры стало задумчивым, ее кожа казалась золотистой в неровном свете горящего в камине огня. – А еще вы сказали, чтобы я не боялась любить и рисковать, не боялась испытать боль. Вот почему я надела свое обручальное кольцо на Хэллоуин.
– Да, это именно то, что я сказал вам, Кассандра.
Задумчивый и печальный взгляд Виктора обратился к Чейзу.
– А тебе, Чейз, я должен сказать, что сожалею о прошлом. Ты должен был стать мне сыном, и гран-пер знал это. Так распорядилась судьба, чтобы шестилетний мальчуган, нуждавшийся в любви и заботе, заменил моего умершего сына. И еще ты стал его внуком. Ты ведь это знаешь, не правда ли?
– Да, – сказал Чейз, – знаю. – И он улыбнулся Виктору улыбкой, полной нового понимания того, что теперь они связаны двойными узами: любовью гран-пера к ним обоим и горем – потерей ребенка.
Виктор благодарно улыбнулся ему в ответ. Потом он перевел взгляд на другого, тоже непризнанного и отвергнутого ребенка Тесье – на Хоуп:
– Вот и ее я мог воспитать как свою дочь, но тоже не сделал
Хоуп откликнулась не сразу, но когда заговорила, воспоминания одно за другим стали возвращаться к ней.
– Ты был мне как отец, Виктор. Ты хотел стать мне отцом. Ты запомнился мне таким милым. – Это было точное слово, слово для них обоих – Виктора и Ника.
Хоуп с трудом вдохнула воздух:
– Возможно…
Она заколебалась, но Виктор понял…
– Да, – сказал он. – Если бы в то лето твоя мать и я не расстались…
Он тоже умолк в нерешительности, но теперь уже Хоуп продолжила:
– Тогда мы не могли видеться – мне это казалось предательством по отношению к ней. Я чувствовала себя запутавшейся, виноватой. Зато теперь я свободна, и у меня не осталось чувства вины.
Хоуп улыбнулась Виктору и ощутила, как на нее снизошли блаженный покой и мир…
Мир?
– Он был моим братом, Виктор? Этот малыш, который умер?
– Нет, он родился задолго до того, как я встретил Френсис.
– И кто была его мать?
– Моя первая и единственная любовь, она умерла в тот день, когда он родился.
– О, Виктор. – Хоуп вздохнула. – Мне так жаль.
– И напрасно! – вдруг вскричала Кассандра, до этого хмуро слушавшая Виктора, а теперь смущенная и ошарашенная собственными словами, столь жестокими, будто они пришли из потустороннего холодного мира, из мира теней, окутывавших долгое время ее память, которая вдруг пробудилась к жизни, яркая, как никогда прежде. – Не стоит о ней горевать, Хоуп, потому что это неправда. Теперь я все вспомнила, вспомнила, Виктор! Чейз и Хоуп должны узнать правду.
– Нет, Кассандра! – Лицо Виктора выражало беспокойство, граничившее со страхом, но было уже слишком поздно: для Хоуп и Чейза теперь не составляло труда угадать ту женщину, с которой Кассандра когда-то подружилась и была очень близка и которую теперь отказывалась принимать.
– Джейн, – пробормотал Чейз. – Значит, матерью младенца была Джейн…
– Да, Джейн. – Кассандра продолжала в упор смотреть на Виктора. – Чейз и Хоуп должны знать все, они заслуживают этого.
Решимость Кассандры была столь яростной, что могла бы внушить страх. Кассандра превратилась в одержимую жаждой правды Шахерезаду, но история, которую она собиралась рассказать, не таила в себе очарования сказки.
– Все дело в том, что сын Виктора и Джейн был обречен на смерть, потому что его заморили голодом, когда он был еще в материнской утробе.
– Заморили голодом? – недоверчиво переспросила Хоуп. – Но женщины не убивают своих младенцев…
– Она это сделала. – Голос Кассандры дрожал от ярости. – Виктор вернулся в долину под Рождество и пошел просить прощения у Джейн – он пошел просить ее выйти за него замуж. Но Джейн не впустила его в дом, не позволила ему увидеть ничего, кроме своего смертельно бледного исхудавшего лица. Она скрыла свою беременность, но забыла скрыть более ужасную правду – что заморила голодом и себя, и своего ребенка.