Ложная девятка. Том четвертый
Шрифт:
Главный усмехнулся: — Вот и умница. А то…
Но тут один из его пацанов, тощий парень с прыщавым лицом, не выдержал. Возможно, решил, что разговор затягивается. Или просто хотел выпендриться перед старшими.
— Слава, сзади! — вскрикнула Катя.
Я резко обернулся, но было поздно. Тощий уже замахивался. Удар пришёлся мне в область почек — мощный, болезненный. Я споткнулся, но не упал.
— Ты чё, больной?! — завопил главарь на своего подчинённого. — Кто тебе разрешил?!
Но дело было сделано. Тощий, видя, что попал в переделку, решил довести
И полез снова. Теперь — с кулаками.
Я увернулся от удара в лицо, схватил его за руку. Рефлексы сработали автоматически — годы тренировок не прошли даром.
— Держи его! — заорал главарь. — Всё, теперь получишь!
Остальные кинулись на меня. Выбора больше не было. Я оттолкнул тощего от себя и приготовился драться.
Первый удар принял на руку. Второй — по рёбрам. Отвечал, как мог. По лицу, в живот, коленом в пах. Слышал крики Кати, но уже не мог разобрать слов.
Один против четверых — плохой расклад. Но я был крупнее, тяжелее. И злее. Вспомнился тот итальянский мудак, из-за которого я здесь. Злость придавала сил.
Сбил с ног главаря, но тут же получил удар в спину от третьего. Оступился. Катя кричала что-то про милицию, но её голос терялся в шуме драки.
Звук приближающихся шагов заставил нападавших оглянуться. Я тоже повернул голову, плюясь кровью.
По центральной аллее уверенно шли человек двадцать в клетчатых штанах. Короткие стрижки, накачанные фигуры, тяжёлая поступь. Настоящие качки — каждый под центнер весом. Даже на расстоянии чувствовалось, что это серьёзные ребята.
Ведущий, здоровяк с лицом боксёра и свежим шрамом через всю правую щёку, быстро оценил ситуацию одним взглядом. Четверо парней бьют одного москвича, рядом плачет девушка, вокруг разбросаны дорогие ролики и фотоаппарат.
Секундная пауза. Качки переглянулись. Никто ничего не сказал.
И они полетели на моих обидчиков.
Первый удар пришёлся главарю точно в переносицу. Хрустнуло так, что у меня заломило зубы. Кровь хлынула фонтаном. Рыжий великан под два метра ростом в тот же момент въехал кулаком размером с молоток в солнечное сплетение рябому. Тот сложился пополам и рухнул, хватая воздух.
Третий парень в лёгкой куртке бросился на ближайшего качка. Зря. Тот просто развернулся и ударил локтем в гортань. Потом схватил за голову и с размаха приложил лбом о дерево. Раз. Два. Три. На четвёртый удар нападавший обвис и медленно сполз по стволу.
Четвёртый пятился, орал что-то нечленораздельное. Из его рта вылетали булькающие звуки.
И тут началось настоящее побоище.
Из толпы зрителей, которые секунду назад просто смотрели на драку, к месту схватки ринулись ещё человек пятнадцать. Оказывается, парк был полон переодетых. Они орали, матерились отборной бранью.
Качки мгновенно оказались в окружении. Но растерялись только на секунду. Кто-то из них буркнул короткую команду.
Из-за фонтана к драке приближалась ещё одна группа мускулистых парней. За ними — ещё одна. Клетчатые штаны, могучие фигуры, злые лица. Они шли молча, как волчья стая.
Теперь
Парк наполнился звуками ломающихся костей, хрипом, мокрыми ударами кулаков о плоть. То тут, то там слышались отборные ругательства.
Я схватил Катю за руку и оттащил подальше, за массивный дуб: — Не высовывайся!
Драка разворачивалась в десяти метрах от нас. Я не мог отвести глаз — слишком жутко и завораживающе одновременно.
Качок в клетчатой рубашке, настоящий зверь весом килограммов под сто двадцать, схватил одного худого паренька за шею, другого за ногу. Держал их на весу и стукал друг о друга, как стиральные доски. Хруст, стоны, влажные звуки.
Три тощих пацана танцевали вокруг здоровенного белобрысого качка, тыкая в него велосипедными спицами. Тот медленно поворачивался, пытаясь дотянуться до хоть одного из них. Его лицо было красным от натуги. Вдруг он рывком схватил одного за рубашку, подтянул к себе и врезал головой в лицо. Хруст носа. Паренёк свалился.
Кто-то завопил что-то про ножи. В руках худых парней замелькали лезвия — финки, самодельные заточки, кухонные ножи. Качки подхватили булыжники, бутылки, обломки кирпича.
Полетели камни. Разбитое стекло. Железные прутья от ограждений. Драка превратилась в мясорубку.
Главарь тех, кто на меня нападал, полез за пазуху. Выхватил самодельный пистолет. Железка кустарного производства, но рабочая.
Все замерли. На секунду наступила тишина, нарушаемая только хрипом раненых.
Качок со шрамом даже не остановился. Ринулся на стрелка. Выстрел. Пуля пролетела мимо, разбила стекло в павильоне. Качок добрался до противника, выбил пистолет ударом колена. Схватил за голову и начал методично долбить о асфальт. Раз. Два. Три. Четыре. С каждым ударом хруст становился всё мокрее.
Выстрел разнёсся по всему парку. Кто-то поджёг мусор у газетного киоска. Дым, вонь горящей бумаги и пластика. Искры разлетались, поджигая листву. Приятный вечер превратился в ад.
И те, и другие дрались отчаянно. Это была самая настоящая животная ярость. И этим она была для меня сюрреалистична. Как будто это не центр благополучного города, столицы великой державы, а захолустье на Диком Западе.
И несмотря на то, что те, кто на нас напал, дрались отчаянно, качки явно доминировали. Они были сильнее, опытнее, лучше организованы. Худые пацаны падали один за другим. Крови стало слишком много.
Некоторые уже не поднимались. Лужи крови расползались по асфальту. Раненых становилось всё больше, а драка не стихала. Наоборот — разгоралась.
Воздух стал красным от крови и заходящего солнца. По всему парку валялись окровавленные тела, обрывки одежды, сломанные палки.
Внезапно с края поляны донёсся отчаянный крик: — Менты! Милиция, шухер!
Все остановились. Даже те, кто был в самой гуще боя.
Со всех сторон приближались люди в милицейской форме. Человек шестьдесят, не меньше. В тёмно-синих летних мундирах, с дубинками наперевес. Шли строем, сужая кольцо.