Ложная память
Шрифт:
— Еще хуже. Меня учили монахини из ордена Сестер Милосердных. И предупреждаю вас, стрекотунчик, что я не потерплю никаких ругательств во время моего дежурства.
— Простите, — сказал Скит с искренним раскаянием. Но ему все же хотелось еще поддразнить свою опекуншу. — А что делать, если мне нужно будет пойти пи-пи?
Жасмина, потрепывая уши Валета, заверила:
— У вас не может быть ничего такого, что мне не приходилось бы уже видеть, хотя уверена, что я видела кое-что побольше.
Дасти улыбнулся
— Ты, пожалуй, правильно поступишь, если теперь будешь говорить только: «Да, мэм».
— А что значит «стрекотунчик»? — поинтересовался Скит. — Вы же не станете давать мне дурных прозвищ, не так ли?
— «Стрекотунчик» — это колибри, — объяснила Жасмина Эрнандес, ловко засунув электронный термометр в рот Скиту.
— Так, значит, вы называете меня колибри? — смиренно спросил Скит. Поскольку во рту у него был термометр, его слова звучали невнятным бормотанием.
— Стрекотунчиком, — подтвердила сиделка.
Со Скита давно уже сняли датчики электрокардиографа, так что она приподняла его костистое запястье и посчитала пульс.
Еще один щемящий импульс беспокойства, холодный, как стальное лезвие между ребрами, скользнул в душе Дасти, но он не мог определить его причину. И чувство это не показалось ему новым. Это было то же самое неопределенное подозрение, которое ранее подтолкнуло его на то, чтобы следить за отражением Скита в темном окне. Что-то здесь было не так, но необязательно со Скитом. Его подозрение переключилось на место, в котором они находились, на клинику.
— Колибри — симпатичные птички, — сказал Скит Жасмине Эрнандес.
— Держите термометр под языком, — предупредила она.
Но он продолжал бормотать:
— А я вам кажусь симпатичным?
— Вы привлекательный мальчик, — сказала она, словно могла видеть Скита таким, каким он был прежде — здоровым, со свежим цветом лица и ясными глазами.
— Колибри очаровательны. Они — свободные духи.
Сиделка считала пульс Скита.
— Действительно, стрекотунчик — симпатичная, очаровательная, свободная, незаметная птичка, — ответила она, не сводя глаз с циферблата своих часов.
Скит поглядел на брата и закатил глаза.
Если сейчас в этом месте и с этими людьми что-то было не так, то Дасти был не в состоянии определить что. Даже незаконнорожденному сыну мисс Марпл от Шерлока Холмса пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы найти серьезное основание для того подозрения, которое тревожило нервы Дасти. Его обостренная чувствительность, скорее всего, являлась результатом усталости и его тревоги за Скита, и, пока он не отдохнет, ему не стоило доверять своей интуиции.
— Я тебя предупреждал. Два слова: да, мэм. Так ты ничего не сможешь ляпнуть. Да, мэм, — сказал Дасти в ответ на гримасы брата.
Как только Жасмина отпустила запястье Скита, цифровой термометр
Дасти подошел поближе к кровати.
— Пора прощаться, Малыш. Я обещал Марти, что мы отправимся куда-нибудь пообедать, и уже опаздываю.
— Всегда выполняй то, что обещал Марти. Она особенная.
— А разве в ином случае я женился бы на ней?
— Я надеюсь, что она не ненавидит меня, — сказал Скит.
— Эй, не говори глупостей.
В глазах Скита мерцали непролившиеся слезы.
— Я люблю ее, Дасти, ты знаешь. Марти всегда так хорошо относилась ко мне.
— Она тоже любит тебя, Малыш.
— Это чертовски малочисленный клуб — Люди, Которые Любят Скита. А вот Люди, Которые Любят Марти, — теперь в нем больше народу, чем в Ротари, Киванисе и Оптимист-клубе, вместе взятых.
Дасти не мог придумать никакого успокоительного ответа, потому что замечание Скита было, бесспорно, верным.
Однако Малыш говорил не от жалости к себе.
— Дружище, это груз, который я не хотел бы нести. Понимаешь? Когда люди любят тебя, то они чего-то ожидают от тебя, а потом у тебя появляются обязанности. Чем больше людей любит тебя, тем больше и больше их потом становится, и это никогда не кончается.
— Тяжело переносить любовь, да?
— Любовь тяжела, — кивнул Скит. — Иди, иди, отправляйтесь с Марти пообедать в хорошее место. Стакан вина… Скажи ей, насколько она прекрасна.
— Увидимся завтра, — пообещал Дасти, поднимая поводок Валета и пристегивая его к ошейнику собаки.
— Ты найдешь меня здесь, — откликнулся Скит. — Я буду в гипсе с головы до пят.
Когда Дасти с Валетом выходил из комнаты, Жасмина подошла к кровати с тонометром.
— Я должна измерить ваше давление, стрекотунчик.
— Да, мэм, — покорно согласился Скит.
Снова пронзительное чувство того, что все идет не так, как надо. Не обращай внимания. Это усталость. Это воображение. Все это пройдет, если выпить стакан вина, глядя на лицо Марти.
Они прошли через холл к лифту. Когти Валета негромко постукивали по пластиковым плиткам, выстилавшим пол.
Медицинские сестры и сиделки улыбались, глядя на ретривера.
— Эй, собачка!
— Какой красивый мальчик!
— Ты милашка, правда?
В лифте Дасти и Валет спускались в обществе санитара, который знал, где на ухе у собаки находится та точка, при поглаживании которой в собачьих глазах появляется блаженное выражение.
— У меня самого была такая же золотая. Славная девочка по имени Сэсси. Она заболела раком, пришлось усыпить ее с месяц тому назад. — На слове «усыпить» его голос заметно дрогнул. — Не мог заставить ее ловить тарелки «фрисби», зато за теннисными мячами она готова была гоняться хоть целый день.