Ложная память
Шрифт:
— Я пойду с тобой.
— Я хочу пройти серьезное обследование. Полный анализ крови. Снимок мозга — вдруг у меня опухоль.
— У тебя нет никакой опухоли, — уверенно сказал Дасти, хотя основой для такой уверенности была одна лишь надежда. — У тебя нет никаких серьезных отклонений.
— Кое-что есть.
— Нет. — Мысль о том, что она могла заболеть, возможно, даже смертельно, вызвала у Дасти такой ужас, что он не смог скрыть его.
Марти уловила каждую черточку боли, появившуюся на его лице, потому что это выражение больше, чем все разговоры о любви, происходящие в мире, показывало, насколько он дорожит ею.
— Я согласилась бы на мозговую
— Согласилась?
— Если это альтернатива психическому заболеванию. Опухоль можно удалить, и тогда остается шанс, что я останусь сама собою.
— Нет, это не так, — ответил он, и морщины, прорезавшие его лицо, углубились. — Это не психическое расстройство.
— Но что-то все же есть, — настаивала она.
Сидя в кровати, Сьюзен ела пиццу с пепперони и попивала «Мерло». Это был самый восхитительный обед из всех, которые ей когда-либо доводилось есть.
Она была достаточно проницательна и полностью сознавала, что компоненты ее простой пиши не имеют никакого отношения к той сочности и аромату, которыми она сейчас наслаждалась. Вкус пицце придавали не колбаса, сыр и поджаристая корочка, а перспектива выяснить истину.
Освободившись от заклятия, сковавшего ее цепями робости и беспомощности, она жаждала не столько истины и правосудия, сколько мести. Она, конечно, не питала никаких иллюзий по поводу того, что ей удастся отомстить так, чтобы это принесло достаточное удовлетворение. В конце концов в числе ее зубов, как и у каждого человека, имелись четыре клыка и четыре резца — чтобы рвать и откусывать.
Припомнив, как она защищала Эрика от нападок Марти, Сьюзен откусила огромный кусок пиццы и принялась с жестоким удовольствием жевать его.
Если ее агорафобия развилась как следствие болезненных переживаний после измены Эрика, то, возможно, он заслуживал какого-то наказания. Но если он был ее призрачным ночным посетителем, беспощадно издевающимся над ее мозгом и телом, значит, он совсем не тот человек, за которого Сьюзен принимала его, когда выходила за него замуж. Вообще не человек, а некое существо, ненавистное создание. Змея. Наверняка она без колебаний использовала бы закон, чтобы покончить с ним, как лесоруб не раздумывая пускает в ход топор, чтобы зарубить гремучую змею.
Во время еды Сьюзен изучала спальню в поисках наилучшего места для того, чтобы спрятать видеокамеру.
Марти, сидя за кухонным столом, следила за тем, как Дасти устраняет учиненный ею беспорядок.
Когда он втаскивал мусорный бачок с лестницы в кухню, его содержимое грохотало и позвякивало, как инструменты в мешке живодера. Марти, которая в этот момент подносила к губам второй стакан виски, понадобилось вцепиться в него обеими руками. Закрыв дверь, Дасти загрузил ножи, вилки и прочую посуду в посудомоечную машину.
Вид острых лезвий и вздымающихся зубьев, их стальной звон и скрежет друг о друга на сей раз почти не встревожили Марти. Лишь ее горло слегка перехватило, и согревающая струйка сильно разбавленного «Джонни Уокера» сочилась в ее желудок медленно, словно путь ей преграждал внезапно возникший в пищеводе комок.
Дасти вернул «Шардоннэ» и «Шабли» в холодильник. Бутылки не потеряли своей пригодности для того, чтобы рассечь скальп и раздробить кости черепа, но Марти больше не испытывала назойливого искушения
Задвинув пустые ящики на место и убрав те предметы, которые можно было не мыть, Дасти сказал:
— А то, что в гараже, может подождать до утра.
Марти кивнула, но ничего не сказала в ответ. Она не настолько доверяла себе, чтобы заговорить здесь, где разворачивалась значительная часть действия ее поразительного припадка. Воздух тут, казалось, был насыщен миазмами безумия, как ядовитыми спорами, и она почти сознательно ожидала, что стоит ей открыть рот, как она вновь отравится ими и примется творить разные ужасные глупости.
Когда Дасти предложил пообедать, Марти не чувствовала никакого аппетита, но он настоял на том, чтобы она поела.
В холодильнике нашлась кастрюля с остатками лазаньи [27] . Их было вполне достаточно на двоих, и Дасти согрел их в микроволновой печи. Потом он почистил и нарезал немного свежих грибов.
Нож в его руках выглядел совершенно безопасным.
Пока Дасти обжаривал грибы в масле и шинковал лук, а затем смешивал их в горшке с пакетом стручкового сладкого горошка, Валет сидел перед микроволновой печью и мечтательно взирал на нее, глубоко вдыхая аромат разогревавшейся лазаньи.
27
Печеное блюдо итальянской кухни, состоящее из нескольких слоев теста, макарон, сыра, томатного соуса и обычно мяса.
В свете того, что Марти совсем недавно натворила здесь, этот домашний уют поразил ее своей ирреальностью. Ощущение было почти таким же, словно она вернулась после скитаний по бескрайним адским полям горящей серы.
Пока Дасти накрывал на стол, Марти пыталась угадать, не могла ли она раньше отравить остатки лазаньи. Она не могла припомнить, чтобы совершила подобное предательство. Но она все еще подозревала, что перенесла одно, а то и несколько выпадений памяти, судорог времени, в течение которых могла действовать вроде бы и сознательно, хотя в памяти ничего не оставалось.
Уверенная в том, что Дасти стал бы есть лазанью хотя бы только для того, чтобы показать, насколько доверяет ей, Марти сдержалась и не стала предостерегать его. Но чтобы наверняка избежать мрачной перспективы выжить после этого обеда в одиночку, она, превозмогая отсутствие аппетита, съела большую часть того, что муж положил ей на тарелку.
Но все же она отказалась от вилки и ела ложкой.
В углу спальни Сьюзен Джэггер стояла высокая тумба в стиле «бидермейер» [28] . Наверху ее венчала бронзовая шарообразная ваза, в которой росло миниатюрное деревце-бонсаи. Растение, конечно, совсем не видело дневного света, так как окна были всегда закрыты, но его выручала установленная сзади, у стены, специальная лампа для домашних растений.
28
Бидермейер — стилевое направление, развивавшееся главным образом в немецком и австрийском искусстве первой половины XIX века. Название получило по имени вымышленного поэта, якобы автора стихов, принадлежавших на самом деле различным авторам.