Ложное впечатление (в сокращении)
Шрифт:
— Доброе утро, доктор Петреску, Накамура-сан готов вас принять.
Анна проследовала за секретаршей.
Накамура встал из-за стола и поклонился. Анна поклонилась в ответ, он жестом пригласил ее присесть на стул напротив и сел сам.
— Доктор Петреску, — начал он, — мне кажется, что, когда мы вчера беседовали, вы были со мной не вполне откровенны.
Анна почувствовала, что у нее пересохло во рту.
— Например, вы не рассказали, что больше не работаете в Фенстон-банке, откуда вас уволили за поведение, недостойное банковского служащего.
Анна
— Вы также не сообщили мне печальную новость о том, что леди Виктория была убита и на тот момент ее долг перед вашим банком превысил тридцать миллионов долларов. К тому же вы забыли упомянуть тот, видимо, незначительный для вас факт, что полиция Нью-Йорка считает вас пропавшей без вести, предположительно погибшей. Но, наверное, самое прискорбное — вы не удосужились сказать о том, что картина, которую вы пытались мне продать, считается украденной. Может быть, у такой внезапной потери памяти есть объяснение?
Отец всегда повторял Анне: «Если тебя поймали, сознавайся». И она созналась во всем. Даже рассказала, где спрятана картина. Некоторое время Накамура молчал. Анна сидела и ждала, что ее уже второй раз за неделю выпроводят из здания.
— Я обязан спросить, как вы собираетесь утрясти дело с вашим бывшим шефом. Мне ясно, что мистер Фенстон больше заинтересован в обладании такой ценной картиной, чем в погашении долга.
— Но в этом-то и дело. Когда долг будет выплачен, Уэнтворты могут продать картину, кому захотят.
Господин Накамура кивнул.
— Предположим, я по-прежнему заинтересован в покупке «Автопортрета». В этом случае я захочу выдвинуть некоторые условия.
Анна кивнула.
— Первое — картина будет куплена непосредственно у леди Арабеллы только после того, как она по закону вступит в права владения.
— Не вижу для этого никаких препятствий, — сказала Анна.
— Второе — я бы хотел, чтобы подлинность картины подтвердил Музей Ван Гога в Амстердаме.
— Хорошо.
— И третье. Поскольку, как говорят у вас в Америке, за рулем сижу я, то предлагаю пятьдесят миллионов. Эта сумма покроет долг леди Арабеллы и позволит выплатить налоги. — Накамура в первый раз улыбнулся. — Мне сообщили, что мистер Фенстон недавно подал заявление о наложении ареста на имущество вашей клиентки. Прежде чем будут предприняты какие-либо судебные действия, могут пройти годы, а мои лондонские адвокаты подтверждают, что леди Арабелла не потянет таких непомерных судебных издержек.
Анна перевела дыхание и сказала:
— Если я приму ваши условия, то в ответ рассчитываю на жест доброй воли.
— Что вы имеете в виду?
— Переведите лондонским адвокатам леди Арабеллы в порядке условного депонирования десять процентов, то есть пять миллионов долларов. Их возвратят, если вы откажетесь покупать картину.
— Нет, доктор Петреску. — Накамура отрицательно покачал головой. — Однако я готов перевести пять миллионов моим лондонским адвокатам.
— Спасибо, — поблагодарила Анна, не сумев скрыть
— Но, — продолжил Накамура, — я также рассчитываю на ответный жест доброй воли. — Он встал из-за стола, и Анна нервно подпрыгнула. — Вы серьезно подумаете о вступлении в должность исполнительного директора моего фонда.
Анна улыбнулась и протянула ему руку:
— Как говорят у нас в Америке, по рукам, господин Накамура.
— Прежде чем вы уйдете, еще кое-что, — сказал Накамура, беря со стола конверт. — Не могли бы вы передать это письмо госпоже Дануте Секальска? У нее огромный талант, и я искренне надеюсь, что у этого таланта будет возможность развиться.
Накамура проводил Анну до поджидавшего ее лимузина, ни словом не упомянув о том, почему его постоянный водитель оказался с тяжелыми травмами в больнице.
Впрочем, японцы всегда считали, что некоторые секреты лучше не выносить из дома.
Временный водитель доставил Анну в гостиницу «Сейо», из которой ей не терпелось выехать. Взяв ключ, она взбежала по лестнице, влетела в номер и, позвонив в Уэнтворт-Холл, сообщила свои новости Арабелле.
Анна сменила деловой костюм на футболку, джинсы и кроссовки. До сдачи номера в полдень у нее еще оставалось время на один звонок — нужно было оставить наводку.
После несколько длинных гудков ей ответил заспанный голос Тины:
— Кто это?
— Винсент. Узнаешь новости и можешь снова спать.
— Картина продана?
— Как ты догадалась?
— Поздравляю. Что теперь собираешься делать?
— Забрать ее оттуда, где та всегда и была, — ответила Анна и положила трубку.
— Кто это, черт побери?
Фенстон, не открывая глаз, пытался на ощупь включить ночник.
— Только что звонил Винсент.
— Откуда на этот раз? — Его сон как рукой сняло.
— Из Токио.
— Значит, она должна была встретиться с Накамурой.
— Разумеется, встретилась, — подтвердил Липман. — Заявляет, что продала картину.
— Сказала, куда направляется?
— Забрать картину оттуда, где та всегда и была.
— Тогда картина в Лондоне, — заключил Фенстон.
— Почему вы так в этом уверены? — спросил Липман.
— Если бы она забрала картину в Бухарест, то взяла бы и в Токио. Нет, она ее оставила в Лондоне, — убежденно ответил Фенстон, — «где та всегда и была».
— Не уверен, — заметил Липман.
— Так где же она, по-вашему?
— В Бухаресте, «где та всегда и была», в красном футляре.
— Нет, футляр был просто приманкой. Теперь Петреску уверена, что продала картину, и поедет ее забирать. Но на этот раз Кранц окажется на месте первой.
Анна рассчиталась за номер и села в электричку до аэропорта. Она предположила, что в пригородном поезде ее сразу начнет «вести» тот же мужчина, и хотела максимально облегчить ему задачу. Наверняка он уже знал, куда она полетит.