Ложный Рюрик. О чем молчат историки
Шрифт:
Ну, если не устраивать истерику по поводу «гадких скандинавов», все прихвативших на бедной Руси (жирели яко упыри на наших мехах!), то нужно честно признать: полезно. И дело не в появлении взамен мехов восточных побрякушек или даже серебра на рынках Руси, дело в самом изменении жизненного уклада.
Конечно, можно возразить, что неизвестно, что лучше, без этих самых скандинавов сидели бы и сидели словене и иже с ними по лесам, жили натуральным хозяйством, здоровей были бы. Оно, конечно, наверняка здоровей, тем более если выбросить все, что в результате всех изменений к нам пришло или нами же создано.
Но жить в лесу по сей день не получилось бы
Понимаю, что взыгрывает «национальная гордость»: какие-то там шведы помогли нашим выбраться из лесов на свет?!
По порядку: не какие-то там шведы, а выходцы из Скандинавии, которые у нас были названы варягами. Как они в саму Скандинавию попали — вопрос отдельный. И кому «нашим»? Я сознательно все время писала «словене», «кривичи» и т. д., сейчас таких народов нет, вернее, есть, но это русский народ. Даже меря ассимилировали с русскими.
А варяги куда делись? И что такое «русские»?
Вспомните недавнее прошлое, то бишь советские времена, когда считалось, что в стране существует новая общность — советский народ, и все равно, какой ты национальности. И было «все равно», даже добивались отмены пресловутого 5-го пункта в паспорте, который эту самую национальность обозначал и столбил.
Интересно, что стоило пункт отменить, как подавляющее большинство еще вчера протестовавших бросились свою национальность в тех же паспортах прописывать. Даже деньги платили работникам паспортных столов, чтобы оную написали с большой буквы, хотя таковое не вполне законно (или совсем незаконно, но для нас сейчас неважно).
Во времена Советского Союза в республики с территории собственно Российской Федерации переехало великое множество русских или тех, кто себя таковыми считал, во всяком случае, родным языком объявляли русский, как и все остальное. Неважно, что они по паспорту могли оказаться украинцами или эвенками, грузинами или удмуртами, или еще кем-то.
И от того, что в Ташкенте остались жить многие, помогавшие восстанавливать город после землетрясения, целину прибыли поднимать молодые люди со всей страны и на БАМ съехались представители всех национальностей, Ташкент не перестал был узбекским городом, Кустанай казахским, а север Байкала бурятским. Кстати, стоило тем, кто считал родным языком русский, покинуть эти места, как Ташкент стал Тошкентом, а Кустанай Костанаем. Это нормально, все вернулось на круги своя, местное всегда сильнее самого сильного пришлого.
Языки жителей республик, например Средней Азии или Кавказа, вобрали в себя очень многие русские слова, но от этого национальными быть не перестали и собственного колорита не потеряли.
Это азбучная истина: представители пришлой культуры либо полностью уничтожают местную (пример — США, где мощная прежде индейская культура ныне существует скорее для экзотики), либо ассимилируются, либо вымирают сами. Ассимиляция может проходить очень медленно, когда культуры обогащают друг друга, иногда подолгу сосуществуя параллельно.
Так было во все времена, и в Рюриково тоже.
Как скоро человек становится местным? Сколько поколений должно прожить в каком-то городе, поселении, какой-то местности, чтобы, несмотря на происхождение, стал считаться «тутошним»?
Поколение от поколения в среднем отделяют двадцать пять
Язык за ненадобностью быстро забывался, географические названия невольно принимались местные. Те, кто сидел подальше от волоков, могли своих исторических сородичей за всю жизнь ни разу и не увидеть.
Но организация жизни и окружающего пространства оставалась. Древнерусские крепости строились по одному принципу: военное поселение и торгово-ремесленная часть, а вокруг посад, откуда в случае необходимости можно добежать за крепостные стены.
Если это имел в виду Сабинин, говоря о принятии образа жизни вплоть до бани по субботам, то с ним можно согласиться. Да, варяги навязали округе свой образ жизни, навязали скорее невольно, чем огнем и мечом, просто встраивая местных в свою систему. Кто не желал встраиваться, так и оставался в лесу.
Получается, что Русь изменили прежде всего торговые пути? Конечно, это азбучная истина, не мной придуманная и высказанная. И не только Русь, всю планету Земля. Не торгуй люди друг с другом, так и жили бы закрыто в своих углах.
О самих торговых путях и причастности к ним скандинавов (или варягов?) еще поговорим.
Кто придумал путь «из варяг в греки»?
А правда, кто первым не просто назвал этот путь именно так, но и прочертил на карте уверенной рукой… что именно прочертил?
Возьмите карту или откройте ее на экране компьютера и попробуйте вразумительно пройти участок между озером Ильмень и Днепром. Если с одной стороны до Ильменя, а с другой до Смоленска все как-то объяснимо, то этот промежуток «между», который, кстати, ни много ни мало километров 400, нелогичен совершенно.
Для тех, кто не особенно интересовался этим вопросом, чуть подробней. Ладожское озеро (озеро Нево) было для торговых путей с востока на запад и с севера на юг на территории Руси точкой, в которой сходились два маршрута. Один хорошо известный и официально признанный вот в таком виде: из Балтийского (Варяжского) моря по Неве в Ладожское озеро, потом по Волхову до Ильменя, из которого он вытекает, от Ильменя вверх по Ловати, Кунье, Сереже, потом волоком до Торопы, впадающей в Западную Двину, по ней до озера Каспля, оттуда снова волок до реки Катынь и по ней до Днепра, дальше мимо Киева, через пороги до Черного моря и вдоль берега в бухту Золотой Рог. Путь, честно говоря, просто кошмарный: на Неве пороги, которые не всякое лето проходимы при встречном ветре, на Волхове пороги, которые по берегу не пройти (сейчас они под водой Волховского водохранилища), два тяжелейших волока через водоразделы, то есть сначала вверх, потом вниз, Днепровские пороги…
Но трудности пути — это одно, а его возможность — несколько иное. А рациональность и вовсе третье. Это третье вполне способно превзойти первые два. Если везти было супервыгодно, то верблюды караванов вышагивали тысячи километров, неся на спинах грузы специй и китайского шелка, корабли уходили в таинственные моря без малейшей гарантии возвращения, уповая только на попутный ветер и немного везения.
Но для этого должно быть не просто выгодно, а так выгодно, чтобы по возвращении забыть все кошмары и даже захотеть испытать их снова.