Лубянская ласточка
Шрифт:
– Да, да, конечно, – заверил его Беко, с любопытством наблюдая, как Владимир вытащил из кармана пиджака серебряный цилиндр, достал сигару, обрезал ее кончик и щелкнул зажигалкой. По комнате разнесся ароматный запах дорогой сигары.
– Мне нравится ваша деловитость, мсье Кулябов. Итак, перейдем к делу. В первую очередь нам следует оговорить условия нашего сотрудничества, средства связи, а затем мы перейдем к конкретным вопросам, которые интересуют нашу службу.
Тон Беко изменился. В нем опять зазвучали сухие начальственные нотки.
– От имени французских властей я уполномочен заявить, что мы гарантируем вам полную безопасность во Франции во время нашей работы с вами. Вы не новичок
Сидевший рядом с Беко блондин с квадратным лицом за все время беседы не проронил ни слова. Наблюдая за Кулябовым, он лишь изредка кивал, как бы подтверждая все сказанное Беко, который, очевидно, был его непосредственным начальником.
Кулябов вдруг со всей определенностью осознал, что все его планы провести ДСТ и вырваться из искусно расставленной французскими контрразведчиками ловушки являлись самообманом. Перед ним были жесткие, беспощадные профессионалы, они так же, как ребята из Второго главка КГБ [46] , обладали крокодильей хваткой. Попав в их челюсти, жертва не имела ни малейших шансов вырваться на свободу.
46
Контрразведка.
«Надо было рассказать все резиденту. А может, и сейчас не поздно?» – мелькнуло в голове у Владимира. Но эта мысль исчезла еще быстрее, чем появилась.
Он сдал барона с потрохами. Раскрыл и Петрова как работника резидентуры КГБ в Париже, и то, что Петров вышел на барона в салоне мадам Натали. Невероятно, но факт – Кулябов пощадил Натали. Каковы были истинные причины этого – сейчас можно только гадать. Было ли это вызвано чувством вины за совершенный когда-то проступок? Жалостью к женщине, которая была его первой любовью? Нежеланием раскрыть перед французскими контрразведчиками историю своей первой любви и первого предательства? Факт остается фактом: Кулябов сказал, что Петров вышел на барона случайно в салоне, куда его привел Джон Риттер. Мадам Легаре к его вербовке непричастна…
С этой минуты петля вокруг барона затянулась с роковой неотвратимостью. У ДСТ, наконец, появились прямые доказательства, помимо фальшивых паспортов с его фотографией, найденных в тайнике, да зафиксированной встречи с советским «дипломатом».
– А до конца ли выяснена роль в этом деле мадам Легаре? – спросил шеф ДСТ на оперативном совещании по делу де Вольтена. – Кроме того, что мадам спит с бароном? Мы не имеем права исключать ее сотрудничества в пользу Советов. Мсье Беко, займитесь немедленно и отработайте это направление.
Сотрудники ДСТ, участвовавшие в разработке барона, млели от восторга и зависти, просматривая любовные сцены со стонами и прочими «прямыми доказательствами» пылких страстей, исправно записанных на пленку с помощью многочисленных подслушивающих и подглядывающих устройств. Два молодых офицера прокручивали записи десятки раз – «чтобы не упустить чего». Беко, пуританину по природе, пришлось даже отобрать пленки
После тщательной проверки на стол шефу ДСТ легла докладная записка. Вывод: мадам Легаре имеет с генералом Морисом де Вольтеном исключительно сексуальную связь. Что, кстати, абсолютно соответствовало истине. Но, перед тем как сделать подобный вывод, в один прекрасный день Натали позвонил Марсель Лефар, ее куратор из ДСТ:
– Мадам Легаре, нам необходимо срочно встретиться. Завтра в 12 часов жду вас на «Башне».
Конспиративная квартира находилась в высотке под названием «Тур Рефле» напротив отеля «Нико». Этот район на левом берегу Сены вдоль набережной был монотонно застроен высокими равноэтажными башнями. Они отличались друг от друга лишь цветом и некоторыми архитектурными особенностями, в соответствии с которыми и получали романтические названия: «Тур Эспас», «Тур Кристалл» или «Тур Титан».
Застройка располагалась неподалеку от миниатюрной копии нью-йоркской статуи Свободы, установленной на длинном островке посередине Сены. Французы уже не испытывали умиления при виде творения их соотечественника Фредерика Бартольди, которое их же более восторженные предки преподнесли американцам в честь первого столетия независимости США. И… в качестве 46-метрового напоминания о роли Франции в их борьбе за освобождение от власти английской короны.
Парижане метко окрестили это место Манхэттеном. И не любили селиться здесь – уж больно «американскими» были многоэтажные уродцы. Зато в них охотно снимали квартиры иностранные дипломаты, международные чиновники, работающие в ЮНЕСКО (штаб-квартира находилась всего в 15 минутах ходьбы), а также зажиточные арабы и иранцы, которым нравилось такое смешение богатых людей различных национальностей и вероисповеданий.
Натали оставила свой автомобиль на улице Робер де Флер. Поднявшись на 30-й этаж, она позвонила в дверь квартиры, расположенной сразу напротив лифта. Дверь немедленно открылась, и на пороге ее встретил Лефар. На этот раз на его лице не было традиционной радушной улыбки и она не услышала дежурных комплиментов. Они молча прошли в гостиную. Натали каждый раз, приходя в эту квартиру, не могла не подойти к огромному окну и хотя бы минуту не полюбоваться открывающейся с этой высоты панорамой Парижа. На правом берегу за массивным комплексом РТФ (радио и телевидение Франции), напоминающим своей помпезной монументальной архитектурой некоторые сталинские здания в Москве, до самого горизонта были видны живописные дома, крыши и мансарды старого Парижа. А в хорошую погоду вдали можно было различить очертания купола храма Сакрекёр на Монмартре.
На этот раз в гостиной она увидела еще одного человека, плотного блондина с лицом известного французского актера Жерара Депардье. Он встал с дивана и коротко представился, назвав свое имя, которое, разумеется, могло быть и вымышленным:
– Жан Морнар, коллега мсье Лефара.
Несмотря на то что Морнар был явно моложе Лефара, Натали почувствовала – он старше Марселя по должности. И не ошиблась. Морнар, отбросив в сторону все разговоры о погоде, пробках на дорогах и тому подобный политес, приступил прямо к делу: