Лучшая месть

Дэвис Джастин

Это не удалось никому. Поэтому Сент-Джон объявил себя победителем, потребовал выигрыш, и учрежденная Джошем стипендия летной школе стала чуть выше.

Конечно, Джесса не знала, кто он, не знала, что многие серьезные люди остерегаются его и что ей следует делать то же самое.

Не знала она и того, что почти заставила его усмехнуться, что много лет ни у кого не получалось.

– Я загляну к твоей матери по дороге, – добавил Лэрри.

– Спасибо, дядя Лэрри. У нее была трудная неделя.

Сент-Джон помнил Наоми Хилл, помнил

ее мягкость по отношению к людям, доброту к нему, помнил, как она обожала мужа и дочь, следя при этом, чтобы они не свернули с правильного пути. Тогда он впервые осознал, что мягкость не всегда означает слабость – открытие, которое выставляло его собственную мать в весьма печальном свете.

Сент-Джон понимал, что сейчас Наоми переживает тяжкое горе, и был слегка удивлен, что это находит у него отклик. Странно, подумал он. Такого раньше не случалось. Должно быть, все дело в проклятых воспоминаниях – она была ласкова с ним, хотя большинство матерей велели бы угрюмому, мрачному мальчишке держаться подальше от их дочерей.

Лэрри все еще наблюдал за ним, подойдя к двери офиса.

– Законченные фразы часто переоценивают, но иногда они полезны, – сказал он, проходя мимо него.

Было бы глупо недооценивать Лэрри Хилла, сказал себе Сент-Джон. Несмотря на свою эксцентричность, этот человек был проницателен. Как и его племянница.

Слова Лэрри эхом звучали в его голове, когда он наблюдал, как старик выходит через заднюю дверь, чтобы, как догадывался Сент-Джон, направиться к большому старому дому через складской и парковочный участок магазина. На мгновение он задумался, каково жить одному в доме, который десятилетиями делил с другим человеком.

Сент-Джон заставил себя прервать размышления и вернуться к настоящему.

Конечно, он мог говорить законченными фразами. Это было бы не сложнее, чем вспомнить другой язык, которым он владел ранее. Но он был здесь не для того, чтобы создавать удобства окружающим, а чтобы остановить дьявола.

– Хотите быть мэром или нет?

Джесса несколько секунд изучала его, прежде чем ответить:

– Откровенно говоря, нет.

Сент-Джон умудрился не поднять от удивления брови, но прищурил глаза.

– Я хочу, – решительно добавила Джесса, – остановить человека, которого… которому не доверяю.

Сент-Джон ощутил спазм в животе из-за ее колебания и слова, которое она в итоге выбрала. Он навел справки и знал, что доверие было основным товаром Элберта Олдена здесь, в Сидаре. Его фасад столпа общества был тщательно сконструирован и практически неуязвим.

– Почему?

Вопрос вырвался прежде, чем Сент-Джон смог удержать его. Это было необычно – он никогда не вел себя так необдуманно.

Но Джесса Хилл всегда могла заставить его говорить. В те времена, когда он не разговаривал ни с кем потому, что самый простой вопрос мог показаться ему опасным, десятилетняя девочка, которую он встретил однажды у реки и которая стала его спасением, только она одна

вызывала у него доверие. И он рассказывал ей о том, о чем никому не мог даже заикнуться.

– Кто вы? – спросила Джесса – судя по ее тону и выражению лица, она сообразила, что немного запоздала с вопросом.

– Сент-Джон, – ответил он, зная, что ее интересует не имя. Она хотела знать, почему абсолютно постороннего человека так заботят выборы в маленьком городишке.

У него не было готового ответа, и это потрясло его. Он, Сент-Джон, мастер планирования и мыслей наперед, не предвидел такой возможности. Неужели он настолько расслабился, настолько отдалился от тех дней, когда только способность всегда быть настороже могла спасти его?

Именно эта его способность, никогда не теряя бдительности, уметь мгновенно оценить обстановку и принять единственно правильное решение делала его полезным – по словам Джоша, бесценным – для «Редстоуна».

– А имя у вас есть или только фамилия? – спросила Джесса.

– Нет.

Она приподняла бровь, ожидая продолжения.

– Нет, во всяком случае, которое я бы использовал, – добавил он с усилием, в котором не хотел признаваться себе.

– О'кей, мистер Нет-имени-которое-я-бы-использовал Сент-Джон, повторяю: кто вы? И почему вас заботит, кто станет мэром Сидара? Мы всего лишь пятнышко на радаре округа.

– Есть причины, – ответил Сент-Джон.

– Я не могу позволить себе… консультанта или кто вы там.

– Никакого гонорара. – Он увидел подозрение в ее глазах. – До выигрыша, – добавил Сент-Джон. Сумму надо обсудить позже, подумал он.

– А если я проиграю?

– Никакого гонорара.

– Откуда мне знать, что вы не подставное лицо, работающее на Олдена? – спросила Джесса, обнаруживая большее терпение к его лаконичным ответам, чем кто-либо за пределами «Редстоуна».

Она всегда была терпеливой, подумал Сент-Джон. И сильной, как и ее мать. Он никогда не забывал, как впервые стал свидетелем ее гнева, когда на полянке у излучины реки показал ей новые ушибы. Она пришла в ярость и была готова сражаться за него. Он никогда не признавался ей, кто в этом повинен, хотя знал, что она догадывалась даже тогда. Ее догадка была логична – все знали, что его матери не хватит смелости прихлопнуть даже муху.

Но она нашла в себе мужество положить этому конец…

Сент-Джон отогнал эти мысли. Он сердился на себя – ему следовало об этом подумать и подготовить правдоподобный ответ.

– Ниоткуда, – сказал он наконец. – Но слушайте. И побеждайте.

«У этого парня, – подумала Джесса, – больше энергии, чем когда-либо было у меня». И смекалки тоже, как сказал бы ее отец.

Хотя она не получила ответа на большинство своих вопросов, нельзя было отрицать, что этот человек знает свое дело. За полтора часа, которые они провели в офисе, он выдвинул больше идей, чем она за неделю с тех пор, как нехотя согласилась на этот цирк.