Лучшая принцесса своего времени
Шрифт:
– О чём для тебя, дочь моя, я от всей души молю Творца, так это, чтобы он был тебе превыше матери и отца, мужа и друга, чтобы послал тебе процветанье вместо несчастья и озарил твои тёмные ночи радостью и счастьем.
Последний день декабря молодая королева провела в Сен-Жан-де-Пье-де-Порт, где ей предоставили триста пятьдесятмулов, чтобы дать отдых уставшим лошадям.
На границе, в ожидании Елизаветы, собрались множество самых знатных дворян Испании. Антуан де Бурбон в надежде на то, что Филипп II сам приедет встречать супругу, хотел провести с ним переговоры насчёт возвращения части Наварры, захваченной испанцами. Но католический король так и не приехал. Послами, назначенными Филиппом для приёма Елизаветы, были герцог Инфантадо и его брат, кардинал-архиепископ Бургоса. Причём это назначение было воспринято французским двором как знак уважения, ибо дом Мендоса, главой которого был герцог, отличался привязанностью к дому Валуа. Инфантадо прибыл в Памплону 1 января 1560 года в сопровождении своего сына, маркиза де Сенете,
Примерно в лиге от Ронсесвальеса снег начал падать с такой скоростью, что королева была вынуждена придержать своего коня и искать временное убежище. Хотя Елизавета сильно страдала от холода и усталости, никакие уговоры не могли заставить её сесть в носилки. Наконец, после утомительного перехода, 2 января путешественники увидели с горной вершины внизу ряд строений с низкими крышами: это были часовня и монастырь Нуэстра-Сеньора-де-Ронсесвальес. Преодолев перевал де Валькарлос, они приблизились к дверям церкви, где собрались настоятель и братия. Справа от паперти стояла группа вельмож в тёмных плащах, которые прибыли из Эспиналя, деревни в миле от монастыря, чтобы первыми увидеть прекрасную невесту своего монарха. Этими дворянами, чьё богатое алое и золотое одеяние не могли скрыть скромные мантии, были маркизы де Сенете и де лос Велес, а также графы де Медика и де Баньека.
Когда король Наварры помог Елизавете сойти с лошади, её щеки внезапно окрасил яркий румянец. Впоследствии она призналась, что один из её французских слуг шепнул ей, что, по его убеждению, возглавлял эту группу кавалеров наследник графа де Миранды Суньига-и-Бакан, не уступавший в родовитости самому королю. Первой войдя в церковь, Елизавета приблизилась к главному алтарю. Неф и хоры церкви по приказу короля были устланы богатыми персидскими коврами. Алтарь был ярко освещён и мелодичные голоса распевали отрывки из хоровых служб, обычно исполнявшихся в часовне Мендосы, великого кардинала-архиепископа Бургоса, чьё музыкальное мастерство было известно во всей Испании. Одновременно приятные ароматы курильниц услаждали обоняние молодой королевы, преклонившей колени перед алтарём для молитвы. Через некоторое время Елизавета встала и, поклонившись толпе лиц, заполнивших часовню, прошла через дверь справа от алтаря, сообщавшуюся с внутренними помещениями монастыря.
– Тогда, – сообщил камердинер Елизаветы в депеше, адресованной кардиналу Лотарингии, – мы быстро поняли, что дерзость, назойливость и нескромность распространены в Испании не меньше, чем во Франции, ибо большинство присутствующих испанцев без разрешения последовали за Её Величеством, так что я долго не мог освободить от них комнату.
Елизавета же после того, как отослала этих незваных гостей, пообедала наедине с Сюзанной де Бурбон и Луизой де Бретань, а затем легла спать. Тем временем герцог Инфантадо и кардинал Бургос со свитой добрались до Эспиналя. Вскоре после прибытия молодой королевы в Ронсесвальес Антуан де Бурбон отправил курьера, чтобы сообщить герцогу, что он должен быть готов выполнить свою миссию на следующий день на открытой местности между Ронсесвальесом и Эспиналем. В ответ Инфантадо любезно заверил его, что «они не подведут Её Величество при встрече». Однако к вечеру снова повалил снег, началась буря и долину, в которой стоял монастырь, почти всю занесло. Поэтому король Наварры отправил в Эспиналь другого гонца с письмом, в котором говорилось:
– Поскольку погода остается такой же неблагоприятной, для вас будет лучше явиться завтра в Ронсесвальес, чтобы принять вашу суверенную госпожу, вместо того, чтобы Её Величество проделала половину пути через унылую горную местность для встречи с вами.
Тем не менее, на следующее утро герцог отправил курьера обратно с известием:
– Раз Его Величество решил, что местом приёма королевы должна быть равнина, лежащая примерно в полутора лье от Ронсесвальеса, то именно там мы намерены её дожидаться.
Этот ответ вызвал большое негодование у французских дворян. В свой черёд, Антуан
– Я ни в коем случае не собираюсь навредить здоровью королевы, потому что ехать в такую погоду в открытых носилках молодой и нежной женщине совершенно невозможно, не говоря уже о том, что Вам, герцог, и другим испанцам придётся преклонить колени перед вашей госпожой среди сугробов высотой более трёх футов.
В четверг, 4 января 1560 года, Елизавета публично пообедала в трапезной монастыря, куда были допущены все желающие, в том числе, некоторые испанские дворяне, менее упрямые, чем их предводитель. После обеда, когда королева удалилась, между француженками из её свиты и испанцами завязался весёлый разговор. Однако для Елизаветы часы, проведённые в уединении мрачного пиренейского монастыря, её первого пристанища в стране, где ей суждено было править, были очень печальны. Несчастье, случившееся с её отцом и омрачившее её свадьбу, недавняя разлука с матерью, которую она любила с пылкой нежностью, и ужас, который она испытывала перед своим женихом, наполнили её глаза горестными слезами. В послании к матери Елизавета трогательно описала своё горе и обуревавшие её противоречивые чувства:
– Послушайте, мадам, какое великое мучение я испытываю в этом убежище, ибо любовь разрывает меня пополам, потому что с одной стороны я жажду получить удовольствие от встречи с мужем. Но с другой стороны моё сердце не желает этого! Посему, если вдруг он отвергнет меня, я тоже откажусь от него.
На протяжении всего пути письма матери утешали и поддерживали Елизавету, заставляя её ещё больше сожалеть о доме, который она покинула.
Следующее утро принесло перемену погоды: вместо снега полил дождь. Елизавета, помня наставления своей матери о том, что ей следует расположить к себе испанцев, и, особенно, высшую знать, сочла благоразумным по возможности не допускать оскорбления представителей могущественного дома Мендосы, строго соблюдавших наставления своего государя. Вызвав к себе короля Наварры, молодая королева твёрдо сказала:
– Я намерена немедленно отправиться в то место, которое было угодно избрать королю, моему господину!
Опасаясь, как бы погода не испортила их великолепные экипажи, Антуан и другие дворяне повиновались ей не слишком охотно. Однако в случае необходимости Елизавета умела не только приказывать, но и настаивать на выполнении своих приказов. После некоторого ропота и задержек для неё, наконец, были приготовлены королевские носилки. Если дамы поместились в закрытых экипажах, то кавалеры, сидевшие верхом на лошадях, почти насквозь промокли и с нетерпением ждали появления королевы. Настоятель же и монахи Ронсесвальеса открыли двери своей церкви, чтобы все могли услышать мелодичные звуки их прощального благословения. Елизавета уже собиралась спуститься из своих покоев, как вдруг вдали показалась вереница всадников, скачущих по горной тропе, ведущей из Эспиналя в Ронсесвальес. Всадников, одетых в цвета дома Мендосы, возглавлял дон Лопес де Гусман, мажордом Елизаветы. Эти лица принесли, наконец, долгожданную весть:
– Герцог и кардинал прибудут в Ронсесвальес в течение получаса, повинуясь приказу королевы Изабеллы.
Герцог Инфантадо, поразмыслив, счёл за лучшее несколько отклониться от строгих предписаний, присланных ему королём, чем вызвать неудовольствие королевы. Узнав об этом, Елизавета сразу удалилась в свои покои, чтобы сменить свой дорожный наряд на роскошное платье, заранее приготовленное для первой встречи с послами мужа. Дворяне же из свиты королевы, тем временем, бросили своих лошадей, чтобы подготовиться к торжественной церемонии. Повсюду царила неразбериха. Мулы уже стояли в упряжи, готовые отправиться в путь вместе с багажом, который пришлось срочно распаковывать. По приказу короля Наварры его офицеры приготовили нижний зал монастыря, чтобы послы могли предъявить там свои письменные полномочия, данные им Филиппом II. В зале было спешно развешаны драпировки из черного сукна с гербами Франции и Наварры, так как срок траура по королю Генриху II ещё не закончился. При этом выяснилось, что в суматохе сундуки с нарядами дам из свиты Елизаветы были отправлены в Памплону вместо королевского столового белья и посуды. Подготовка была завершена только наполовину, когда прибыл ещё один курьер, сообщивший, что герцог Инфантадо и кардинал-архиепископ с большой свитой уже в лиге от монастыря. Кардинал де Бурбон вместе с епископами Сезским и Олеронским и графом дю Барри в сопровождении трехсот дворян отправился в зал и уселся там под балдахином, в то время как король Наварры поднялся в приёмную королевы. Вскоре появилась Елизавета вместе со своими дамами и фрейлинами. Прежде, чем в последний раз занять своё место под балдахином с лилиями Франции, королева захотела посетить часовню монастыря, где настоятель и монахи ожидали прибытия испанских послов. Там Елизавета преклонила на несколько минут колени в молитве перед главным алтарём, в то время как Антуан де Бурбон стоял позади неё. Затем она встала и, подав руку королю Наварры, вернулась в свою приёмную. Погода тем временем оставалась неблагоприятной: ветер не утихал и моросил дождь со снегом. Перед прибытием испанского посольства в нижних покоях монастыря стало так темно, что кардинал де Бурбон приказал зажечь факелы. Некоторые из этих факелов несли слуги собравшейся там знати, в то время как другие привязали к колоннам, поддерживавшим крышу зала.