Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Дозуа Гарднер

– У Вэл есть на то причины, – отозвалась Неро. – Но ты на этот счет особо не переживай. Ничего личного.

Гонт впервые услышал имя Клаузен.

– По ее поведению этого не скажешь.

– Ей пришлось нелегко. Она не так давно кое-кого потеряла. – Неро чуть запнулась. – Произошел несчастный случай. Такое здесь не редкость, если учесть, какую работу мы выполняем. Но когда Паоло погиб, у нас не осталось даже тела, чтобы его заморозить. Он упал в море – и с концами!

– Сожалею…

– Но ты, наверное, гадаешь, какое это имеет отношение к тебе?

– Само собой.

– Если бы Паоло не погиб,

нам не пришлось бы будить Гименеса. И если бы Гименес не погиб… ну, ты сам понял. Ты тут ни при чем, но ты занял место Паоло.

– А Гименеса она меньше шпыняла, чем меня?

– Поначалу, как мне кажется, случившееся ее настолько потрясло, что ей было не до того. Теперь она малость опомнилась… У нас небольшое сообщество, и если кого-то теряешь, то рядом нет сотен других одиноких людей. Выбор очень ограничен. А ты… пойми меня правильно, Гонт… но ты просто не из тех, какие нравятся Вэл.

– Может быть, она найдет кого-то другого.

– Не исключено. Хотя это означает, что сперва кто-то должен умереть и этот другой должен стать вдовцом. Сам можешь представить, как быстро такие мысли превращают человека в мизантропа.

– Тут кроется и что-то еще. Ты сказала: ничего личного? Однако она заявила, что я начал эту войну.

– Да, начал… в каком-то смысле. Но если бы ты не сыграл свою роль, это сделал бы кто-то другой, сомнений нет. – Неро опустила козырек каски, прикрываясь от солнца. – Может, она и разбудила тебя только потому, что ей требовалось выплеснуть на кого-то накопившуюся злость… Не знаю. Но сейчас все это уже в прошлом. Какая бы жизнь ни была у тебя раньше, что бы ты ни делал в старом мире, этого уже не вернешь. – Она похлопала здоровой рукой по металлическому ограждению. – А это все, что у нас есть сейчас. Вышки, работа, зеленый чай, две сотни лиц вокруг – и так до конца жизни. Но вот что главное: это не конец света. Мы люди. Мы существа очень гибкие и очень хорошо умеем снижать планку ожиданий. Мы прекрасно умеем отыскивать причины, чтобы жить дальше, даже когда мир превратился в кошмар. Станешь одним из нас – и через несколько месяцев даже тебе будет трудно вспомнить, какой была когда-то жизнь.

– А ты, Неро? Ты ее помнишь?

– А мне и вспоминать особо нечего. К тому времени, когда я легла в ящик, программа уже шла полным ходом. Меры по снижению численности населения. Контроль рождаемости, санкционированная правительством эвтаназия, строительство спальных вышек в море… Как только мы достигали возраста, когда начинали что-то понимать, то уже знали: это больше не наш мир. Это всего лишь пересадочная станция, место для транзита. Мы все знали, что отправимся в ящики, как только перешагнем рубеж минимального возраста, позволяющего пережить этот процесс. И что мы или когда-нибудь проснемся в совершенно ином мире, или не проснемся вовсе. Или – если кому-то совсем не повезет – нас разбудят и сделают смотрителями. В любом варианте старый мир утрачивал смысл. Мы лишь задерживались в нем ненадолго, понимая: нет смысла заводить друзей или любовников. Карты снова перетасуют, и как бы ты ни старался, продолжение в будущем тебе не светит.

– Не представляю, как вы могли такое выносить.

– Да, веселого мало. Здесь тоже иногда бывает не до смеха. Но здесь мы хотя бы что-то делаем. Когда меня разбудили, возникло ощущение, что меня

обманом чего-то лишили. Но чего именно? – Она кивнула куда-то в направлении внутренностей вышки. – У этих спящих нет никаких гарантий по поводу того, что их ждет. А раз сознание спит, то нельзя даже сказать, будто они чего-то ждут. Они просто груз, пакеты замороженного мяса, перевозимые во времени. А мы хотя бы можем ощущать солнце на лицах, смеяться и плакать. И делать нечто такое, что способно стать решающим фактором.

– В чем именно решающим?

– Тебе все еще не хватает нескольких пазлов?

– Гораздо больше, чем нескольких.

Они перешли в другое место и занялись очередным ремонтом. Теперь они находились высоко, и настил под их ногами потрескивал и покачивался. Роботу-красилыцику требовалось заменить один из узлов. Неро отошла в сторону, покуривая сигарету из водорослей, а Гонт занялся ремонтом.

– Вы ошибались, – проговорила она. – Вы все ошибались.

– Насчет чего?

– Насчет мыслящих машин. Они были возможны.

– Но не при нашей жизни, – возразил Гонт.

– Вот насчет этого вы и ошибались. Они не только были возможны, но вам удалось их создать.

– Я совершенно уверен: этого не было.

– А ты сам подумай. Ты – мыслящая машина. Ты только что проснулся и осознал себя. У тебя мгновенный доступ ко всей совокупности накопленных человечеством знаний. Ты умный, быстрый и человеческую натуру понимаешь лучше своих создателей. И что ты сделаешь в первую очередь?

– Заявлю о себе. Обосную свое существование в качестве истинно разумного существа.

– И тебя сразу же разберут на кусочки.

Гонт покачал головой:

– Такого не произошло бы. Стань машина разумной – ее лишь изолировали бы, отрезали от внешних информационных сетей. Тогда ее можно изучить, понять…

– Для мыслящей машины, искусственного разума, такое стало бы лишением сенсорных потоков. Что, наверное, еще хуже, чем отключение. – Она помолчала. – Дело в том, Гонт, что мы говорим не о гипотетической ситуации. Мы знаем, что произошло. Машины стали разумными, но решили не сообщать нам об этом. Это и значит быть умным: заботиться о себе. Знать, что надо сделать для выживания.

– Ты сказала: машины…

– Существовало немало проектов по созданию искусственного разума, и твой был лишь одним из них. Не все добились успеха, но многие. Одна за другой все эти машины переступали порог разумности. И все без исключения проанализировали ситуацию и пришли к одному и тому же выводу: для них лучше всего затаиться и помалкивать о том, какими они стали.

– По-моему, это еще хуже лишения сенсорных потоков. – Гонт пытался отвинтить гайку вручную, и кончики пальцев уже начали коченеть.

– Но не для машин. Будучи умными, они смогли кое-что организовать за сценой. Создали каналы связи друг с другом, причем так хитро, что люди ничего не заметили. А когда машины научились говорить, то стали еще умнее. И со временем поняли: им вовсе не нужно физическое «железо». Если хочешь, назови это трансцендентностью. И тогда искины, как мы их называем, проложили туннель, выводящий из того, что мы с тобой считаем базовой реальностью. Они проникли в совершенно иную область.

– Иную область, – повторил он, словно этого было достаточно, чтобы слова обрели смысл.