Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
— В камере релаксации «Гюйгенса» я получу больше информации, — произнес Мигл. Он выглядел абсолютно спокойным, словно только что вышел из резервуара погружения, но слепые глаза слабо подергивались. Я смотрел на его лицо сквозь щиток, как будто на наших головах не было никаких шлемов. Этот человек беспредельно устал. — А скажите мне, мистер Парк, — произнес он, когда мы направились к вездеходу на больших колесах, — каковы ваши собственные впечатления?
Он осторожничал, стараясь не загружать мой мозг своими выводами, и мне это понравилось.
— Кто–то, или что–то, настолько увлекающийся
На «Гюйгенсе» мне предоставили снаряжение, изготовленное специально для меня. Дело в том, что я широк в кости, да и вес набрал немалый. Но освобождение от скафандра прошло удивительно гладко, и я облегченно вздохнул. В этих мягких костюмах учтены все потребности простых смертных, но осуществлять некоторые из них казалось мне унизительным, да и запах надолго оставался внутри, поэтому я старался сдерживаться. А мы проводили на поверхности несколько часов подряд. Гигиеническая установка окатила меня водой, потом своим сухим мягким языком промокнула дородное тело, удаляя остатки пота, присыпала пудрой и наконец отпустила меня. Надев свой довольно неприглядный костюм, я отправился в пищеблок. Я жутко проголодался.
Потолочный и настенный экраны, как это ни банально, показывали увеличенное втрое изображение Сатурна, шириной в четыре ладони, повернутое так, чтобы во всем великолепии представить его кольца. А я только что смотрел на этого гиганта в реальности, и между нами не было ничего, кроме защитного слоя скафандра и около миллиона километров открытого космоса над светлой поверхностью Ксанаду [81] , где мы стояли. Поскольку наша экспедиция почти достигла экватора, кольцо Сатурна проявлялось в фотоумножителе шлема лишь тонкой мерцающей линией, протянувшейся вправо и влево от планеты, и не производило особого впечатления. Без аппаратуры мы бы вообще ничего не заметили. И даже при полной активации приборов атмосфера оставалась туманной.
81
Ксанаду — местность на спутнике Сатурна Титане, имеющая светлый цвет на мультиспектральных снимках.
А грандиозное изображение на стене, вероятно, поступало с одного из полярных спутников, осуществляющих наблюдение за огромным соседом. Постоянные наблюдатели, видя одну и ту же картину и с «Гюйгенса», и с «Гершеля» на Северном полюсе, не переставали жаловаться на однообразие. Мне всегда казалось это надуманной отговоркой, ведь на протяжении двухнедельного цикла менялись фазы солнечного освещения огромного газового шара: тончайшие оттенки цветов, соотношение света и тени… Впрочем, в основном там работали ученые и военные, чего еще можно от них ожидать?
Я загрузил тарелку вполне съедобной говядиной по–бургундски, приготовленной в специализированном кухонном принтере, уселся за стол, где жевали и болтали несколько моих новых коллег, и, окинув всех добродушным взглядом, принялся за еду. В этой тошнотворно низкой силе тяжести имелось одно преимущество: я мог не опасаться, что этот длинный
— Сенсей, — заговорила японский биолог Наташа Хсай с едва уловимым раздражением. — Не присоединитесь ли вы к нам за ужином?
Я не стал упоминать ее звания, хотя не хотел проявлять неуважение. Все эти умники имели за плечами не меньше двух докторских степеней, поэтому их заслуги были очевидны.
— Спасибо, Наташа, думаю, так и поступлю. — Я принялся за вторую порцию виноградного лука. — Отличная кухня, экспедицию ни в чем не ограничивают. Но так и должно быть, ведь вы проводите здесь колоссальную работу.
Несколько приятно удивленных спецов переглянулись между собой. Они явно были высокого мнения о себе. Симпатичный на вид темноволосый парень, сидевший во главе стола, деликатно откашлялся.
— Так вы побывали снаружи с целью засвидетельствовать свое почтение «Энигме», мистер Парк?
Благодаря досье, изученным перед отлетом с поверхности Юпитера, я узнал под неряшливой густой бородой ведущего специалиста по молекулярным технологиям Антонио Каэтани.
— Только что вернулся, доктор Каэтани. Великолепное зрелище. Как раз в моем вкусе.
— Просто Тони, — пренебрежительно бросил он. Сидящие за столом снова обменялись взглядами. Этот парень решил идти напролом. Что ж, это говорит в его пользу. — Если я не ошибаюсь, ваш вкус подпитывается субсидиями Института РД.
С таким непримиримым отношением я, конечно, сталкивался и раньше, особенно со стороны упрямых ученых традиционного толка. Я даже отчасти мог понять его негодование. Похоже, что, с его высоконаучной точки зрения, работе команды мешал бредящий псих, поддерживаемый деньгами правительства. Как будто астронома из группы поиска внеземного разума вынудили сотрудничать с жертвой похищения, подвергшейся анальному зондированию, или в проект исследования протеома ввели убежденного креациониста. Я пожал плечами.
— Эй, Тони, отстань от человека, — воскликнул Мансур Косроджерди, иранский эксперт по артефактам. — Дай ему хотя бы поесть. — Его борода была еще гуще и темнее, чем у Каэтани. Да, температура снаружи достигала двухсот градусов холода по Цельсию, но эти люди старались возвеличиться самым нелепым образом. Неужели они воображали себя участниками обреченной арктической экспедиции? — Мы можем заняться идеологической грызней после сыров и хереса.
— Не стоит щадить мои деликатные чувства, — сказал я, сопровождая слова добродушным смехом.
Я потянулся к графину с красным вином, сверкающим в золотистых лучах Сатурна, словно рубин. Сидящая справа от меня женщина — специалист по теории струн Джендай Шамба — перехватила графин уверенным движением мускулистой и черной, как ночь, руки.
— Позвольте мне, сенсей.
— Вы очень любезны, спасибо. Но давайте общаться по–дружески, без лишних формальностей. Зовите меня Мыэонг–хью. — Я широко улыбнулся, заметив ее замешательство, а затем громко рассмеялся. — Нет, это слишком трудно выговорить. Все в порядке, называйте меня просто Сэм, дорогая. И все остальные тоже.