Лучше бы я остался дома
Шрифт:
Миссис Смитерс взглянула на нас.
– А вы не пьете!
– Я – нет, – сказал я.
Мона подняла стакан.
– Меня не ждите. Пойду пройдусь.
– Вот засранцы, – фыркнул Джонни. – Дай мне твой стакан, Этель.
Взяв его, он удалился на кухню.
Когда я сказал Эбби, что хочу купить две бутылки виски и шесть бутылок имбирного пива, у него челюсть отвисла от ужаса.
– Это для тебя? – спросил он.
– Разумеется нет, – ответил я. – У нас гости. Сам-то я не пью.
Он задумчиво взглянул на меня.
– Я тебе заплачу, – продолжал
– Я тебе верю, Ральф, – сказал он, доставая спиртное из застекленной витрины, стоявшей под рукой. – Только смотри не обмани мое доверие.
– Не бойся, Эбби, – успокоил я его и отправился назад.
Возле конторы управляющего домами меня остановила миссис Амструзер и передала почту – три или четыре письма, все для Моны.
Виски я отдал Джонни, и тот скрылся с ним на кухне следом за миссис Смитерс. Когда я подал Моне письма, она взглянула на них, потом, слегка покраснев, покосилась на меня и сунула в карман.
Тут Джонни и миссис Смитерс появились из кухни, оба со свеженалитыми стаканами. Друг друга им было вполне достаточно. Вели они себя так, словно, кроме них, никого больше на свете не существовало. На диван они сели рядом, бок о бок. Джонни уже был пьян, но не настолько пьян, чтобы не знать, что делает. Я видел, как, выглядывая из-за плеча миссис Смитерс, он подмигивал Моне. Сделав руку ковшиком, просунул ее миссис Смитерс под грудь, словно хотел ее взвесить, но та его руку отбросила.
– Знаешь, что я тебе скажу, Этель? – заявил он. – Когда я сегодня утром проснулся и встал перед зеркалом в чем мать родила, то увидал, что я еще молодец. И сказал себе: «У тебя могло быть большое будущее, Джонни, но посмотри на себя – ты же жлоб».
– Ты не жлоб, Джонни, – замурлыкала она. – Будь ты жлобом, я бы с тобой не связалась. Ты бы не мог стать моим режиссером, будь ты жлобом.
– Ну хорошо – я не жлоб. Можем дать Ральфу и Моне в том фильме главные роли.
– Только не это. Я люблю и Ральфа, и Мону, но в нашем фильме мы их занять не можем. Там нужны имена.
– Ты, черт возьми, говоришь как поганый продюсер, Этель.
– Там должны быть имена. Чтобы это был хит.
– Я режиссер. Кому давать роли, решаю я.
– А я продюсер. Я в это вкладываю деньги.
«Да, вы далеко зашли», – подумал я.
Джонни взглянул на меня.
– Да, на коне сидит она. Она меценатка.
Он снова обернулся к миссис Смитерс и залез рукой ей под платье. Она оттолкнула его.
– Не здесь, – произнесла она голосом, который, видимо, казался ей шепотом. – Не здесь.
– Ну тогда давай поедем туда, куда надо, – сказал Джонни, и было ему наплевать, что мы слышим. – Поехали ко мне.
– Ну нет, лучше ко мне.
Она попыталась встать, но тщетно.
– Мона и Ральф тоже поедут.
– Они не хотят.
Оставив напрасные попытки подняться, она уставилась на Джонни.
– Или они поедут с нами, или остаемся здесь. Я взглянул на Мону. Та пожала плечами.
– Ну ладно, едем, – согласился я. Не потому, что мне хотелось к миссис Смитерс
Наконец мы все собрались, и, когда вышли на улицу, Моне пришлось подпирать Джонни, а мне поддерживать миссис Смитерс. По дороге к ее машине мы старались делать вид, будто ничего не происходит, потому что нам казалось, что за шторами затаились десятки глаз, неотрывно следящих за нами.
10
Было уже пять. Джонни с миссис Смитерс были в доме, Бог знает где, где-то наверху, а мы с Моной сидели в патио.
– Долго мы еще будем здесь торчать? – спросил я.
– Понятия не имею.
– А есть в этом какой-то смысл? Я бы не сказал, – заметил я.
– Ну, по крайней мере, они веселятся от души. Мы их не видели минимум полтора часа.
– Если мы будем их дожидаться, то просидим тут целую ночь, – сказал я. – Они и думать забыли, что мы здесь. Оба набрались и наверняка уснули.
– Куда там, они не спят. Временами из дома доносятся весьма недвусмысленные звуки. Думаю, скоро они спустятся вниз.
– Это «скоро» тянется черт знает сколько. То же самое ты говорила и час назад.
– А чего это ты так нервничаешь? Ревнуешь, что ли?
– Прошу тебя, перестань. Ничего лучшего придумать не можешь?
– Ну так успокойся. Что бы ты делал, не будь здесь?
– Не знаю, – вздохнул я. – Хотел зайти в агентство по найму актеров.
– Для чего?
– Поговорить. Не понимаю, почему ни ты, ни я не можем найти работу.
– Поздновато ты об этом начинаешь думать.
– До сих пор голова у меня была занята совсем другим. Я понемногу начинаю приходить в отчаяние.
Некоторое время она молчала.
– Если ты и пойдешь в агентство, это ничего не даст. Просто работы на всех не хватает. Я уже тоже устала от этого. Но в таком положении не мы одни.
Я смотрел на бассейн и говорил себе, что едва ли, если я буду думать о том, что другим не легче, это утешит меня или поднимет мне настроение. Тогда-то я и решил, что завтра же отправлюсь в «Эксцельсиор» и добьюсь встречи с мистером Балтером, даже если для этого придется таранить ворота грузовиком. И еще я решил обойти все остальные студии. Зайти во все артистические агентства, какие только есть в Голливуде. Я был по горло сыт пренебрежением и отказами.
– Твое положение, разумеется, все-таки лучше моего, – сказала Мона. – Мое же имя, очевидно, во всех студиях уже занесено в черные списки. – Она была очень задумчива. – Не знаю, на что мне нужно теперь пойти, чтобы получить работу. После того, что случилось с Обэнкс.
– Не понимаю… Разве ваша забастовка не победила?! Джонни ведь говорил, что обратится в Союз. Зачем тогда нужен этот ваш Союз, если ты не можешь обратиться в него за помощью?
– Я уже объясняла. Это ничего не даст. Знаешь, как говорят? Будущее человека определено заранее, с момента рождения, может быть, даже с момента зачатия, и, что бы он ни делал, ничего не изменить. Хоть на куски разорвись. От судьбы не уйдешь.