Лучше быть святым
Шрифт:
Вечером, когда самолет с группой «О» и арестованным Пашковым уже взял курс на Москву, Вадиму Георгиевичу позвонил Директор ФСК.
— Что у вас произошло с этим майором Никитинским — недовольно спросил он.
— Мы проверили, товарищ генерал. Он обвиняется во многих преступлениях, — официально доложил Вадим Георгиевич.
— Каких преступлениях? — Директор был недоволен.
— Целый букет. Это он организовал убийство Билюнаса, Корина, Коршунова, нападение на квартиру группы
— А сейчас их у вас нет.
— Есть показания Меликянца.
— Это мелкий мошенник. И на основании этих данных вы арестовываете представителя личной охраны Президента?
— Он убийца. В октябре девяносто третьего года он на глазах у полковника Пашкова застрелил, офицера Семенова.
— У вас есть доказательства?
— Пашков дает показания.
— Пашков еще не в Москве. Он может наговорить в Бельгии все, что угодно.
— Но он будет скоро в Москве.
— Это не аргумент.
Вадим Георгиевич начал понимать.
— Что я, должен сделать, товарищ генерал? — официально спросил он.
— Можно отпустить пока этого офицера под расписку о невыезде. В конце-концов, он же не бандит какой-нибудь.
— Он убийца, — горько ответил Вадим Георгиевич.
— Вы еще этого не доказали, — разозлился Директор ФСК. Упорство старого генерала раздражало его еще сильнее, чем собственная беспринципность. Полчаса назад ему позвонил сам начальник личной охраны Президента.
— Ты уже арестовываешь моих людей, — с явной угрозой в голосе сказал Коржаков, — забыл, как стал Директором?
— Он преступник. На него есть целое досье.
— Это на тебя есть целое досье. В общем так, отпустишь его, а мы здесь разберемся.
Формально Коржаков был даже прав. С офицером личной охраны должен был разбираться он сам, во избежание всяческого искажения информации.
Теперь Директор, слушая возражения Вадима Георгиевича, думал о том, как трудно ему будет отныне работать с этим старым генералом.
— Вы мне приказываете? — тихо, очень тихо спросил Вадим Георгиевич.
— Да, можете считать, что это приказ. Через час прибудет автомобиль с сотрудниками личной охраны. Сдадите Никитинского им под расписку. Все. Выполняйте.
Директор повесил трубку.
В кабинете Вадима Георгиевича стояла тишина.
— Что случилось? — спросил Подшивалов, — его забирают?
Генерал кивнул в ответ.
— Этою можно было ожидать, — невозмутимо заметил полковник, — нам не дали бы его раскрутить ни при каких обстоятельствах. А если он действительно убил этого Семенова? Судя по показаниям Пашкова, это случилось во время октябрьских событий прошлого года. Значит, здесь вполне могут оказаться замешанными и другие лица. Вы же все понимаете, товарищ генерал.
Вадим
— Слушаю, — уже раздраженно прокричал Директор.
— Я подам заявление об отставке, — предложил старый генерал.
— Как вам будет угодно, — с облегчением заметил Директор и повесил трубку.
— Это не выход, — возразил Подшивалов.
— У меня трое внуков, — ответил генерал, — я хочу смотреть им в глаза, ничего не стесняясь.
До приезда сотрудников личной охраны они просидели молча, не сказав более друг другу ни слова.
В приемной послышался шум и в кабинет без доклада бесцеремонно вошел человек.
— Полковник Рогов, — представился он, — где наш майор?
— Сейчас его доставят, — генерал нажал кнопку селектора, — арестованного Никитинского ко мне.
— Вы смелый человек, генерал, — нагло заявил полковник, — арестовываете наших офицеров. А мы считали, что тридцать седьмой уже кончился.
— Он еще впереди — заметил Вадим Георгиевич.
— Что? Что вы сказали?
— Пока такие офицеры, как Никитинский, будут в вашей службе, опасность тридцать седьмого всегда висит над нами.
— Да ладно вам, — махнул Рогов, — я знаю Никитинского давно. Хороший офицер, верный товарищ. Может что-то сделал не так. В нашей работе чего только не бывает. А вы сразу хотите его к стенке. Так нельзя.
В кабинет ввели Никитинского.
— Можно идти? — спросил дежурный офицер.
— Идите, — разрешил генерал. Никитинский откровенно торжествовал:
— Я вам говорил, товарищ генерал. Напрасно вы все это затеваете.
Вадим Георгиевич не сдержался. Впервые в жизни.
— Вы подлец, Никитинский. Вы позор нашего народа. Такие как вы не могут быть российскими офицерами.
— Громкие слова, — махнул Никитинский, — это все я слышал много раз.
Его красивое молодое лицо светилось торжеством. Рогов поднялся вслед за ним.
— Все, майор, — строго сказал он, — спор окончен. Мы вас забираем. Вот расписка, — отдал он генералу бумагу.
Почему-то поднялся и Подшивалов.
— Простите меня, — немного смущенно попросил он Никитинского, — я видел, как вы держались здесь, будучи арестованным. Я вами просто восхищен. Позвольте пожать вашу руку.
Ошеломленный Никитинский молча протянул руку Подшивалов ее пожал, сказав на прощание:
— Я думаю, вы не такой человек, каким вас все считают.
— Подлизываетесь, — решил Никитинский, гадливо улыбаясь. Он, не сказав более ни слова, повернулся и вышел, не попрощавшись. За ним вышел и Рогов.
Вадим Георгиевич удивленно посмотрел на Подшивалова.
— Что с вами, происходит, товарищ полковник?
— Зло должно быть наказано, — вздохнул Подшивалов, — нельзя ждать только Божьего суда.
В глазах генерала мелькнуло понимание подозрение.
— Вы сейчас его…