Лучше не возвращаться
Шрифт:
— Приняты. Куда мы пойдем?
— Не я же живу в Лондоне. Тебе и выбирать. Она выбрала приключенческий фильм и обед в бистро. Герой фильма шесть раз получал в солнечное сплетение, но неизменно улыбался.
В бистро были свечи в бутылках из-под кьянти, красные клетчатые скатерти и цыганский певец с живым цветком за ухом. Я рассказал Аннабель о пении Викки и Грэга. Старомодные, но такие прекрасные голоса. Она изъявила желание послушать.
— Приезжай к нам в воскресенье, — в порыве предложил я.
— По воскресеньям
— О-о, — только и сказал я.
Она смотрела на макароны в своей тарелке. Дрожащие язычки пламени освещали только ее непокорные короткие волосы. Глаза оставались в полумраке; она раздумывала.
— Я пропускаю воскресные визиты только по очень важной причине, — сказала она.
— Это важно.
— Не надо так легко бросаться словами.
— Это важно, — повторил я. Улыбка мелькнула на ее лице.
— Я приеду поездом.
— На обед в сельском пабе? Она кивнула.
— И останешься до вечера, а я отвезу тебя домой.
— Я могу вернуться поездом.
— Я не отпущу тебя одну.
— Ты совсем как мой отец. Я в состоянии о себе позаботиться.
— И все равно, я тебя отвезу.
Она улыбнулась, по-прежнему глядя в тарелку.
— Епископу придется смириться с тобой, несмотря на твою работу.
— Я дрожу от страха при мысли о встрече с ним.
Она кивнула, будто ждала подобного ответа, и спросила, как продвигаются дела.
— Я никак не могу выбросить из головы этого бедного Скотта.
Она выслушала мой рассказ об ответах из фармацевтических компаний, то восхищаясь, то тревожась. Я рассказал ей, что Кэри закрыл практику и ветеринары оказались в положении обезглавленных цыплят. Они по-прежнему лечили больных животных, но у них уже не было централизованной организации.
— Но разве можно так закрывать практику?
— Бог его знает. Юридически все очень запутано. Кэри совсем выдохся и хочет уйти. Половина врачей не против его ухода. Они все вместе платят по закладной за больницу, которая в настоящее время закрыта. Единственное, что спасает Кена, — это срочные вызовы среди ночи.
— Какая неразбериха.
— Да, однако ничего не попишешь.
— М-м-м…
— Ну… а… а у епископа есть еще дети?
— Два сына и две дочери.
— Ага.
— Мне кажется, — сказала она, — что ты — единственный ребенок в семье.
— Откуда ты знаешь?
— Ты не нуждаешься в корнях.
Я никогда не задумывался о своем кочевом образе жизни, но, возможно, именно из-за одиночества мне было проще жить по принципу «езжай, куда направят».
— А ты сильная?
— Никогда не пыталась оторваться от корней. Мы посмотрели друг на друга.
— Я пробуду в Англии четыре года, — сказал я. — Затем смогу приезжать на месяц каждые два года, а когда мне исполнится шестьдесят, я смогу остаться здесь навсегда. Многие дипломаты за это время подыскивают себе здесь дом. У моих родителей он
Она внимательно слушала.
— Министерство иностранных дел оплачивает обучение в интернатах детям, которых отправляют домой из зарубежных представительств.
— Ты тоже так учился?
— Только последние два года в старших классах. — Я объяснил, что, будучи подростком, я изучал иностранные языки. — К тому же мне не хотелось расставаться с родителями. Я их очень люблю, да и такую жизнь не сравнишь ни с чем.
Рассказ о работе, в моем понимании, недвусмысленно давал ей понять, что я интересуюсь ее будущим не просто так. Ей, казалось, было все понятно. Также ей должно было быть очевидно, что это не просто похотливый порыв с моей стороны, без оглядки на последствия. Аннабель не хотела терять свою точку опоры.
Я отвез ее домой и, как обычно, поцеловал на прощание. В этот раз поцелуй был долгим, и я едва не потерял голову от охватившего меня желания. Но я улыбнулся себе и ей, а она пообещала приехать в воскресенье в Челтенхем где-то около полудня.
В субботу утром наконец-то пришло письмо из «Паркуэй кемикалз», но для меня оно оказалось китайской грамотой. В ожидании Кена я прочел лишь понятные мне рекламные буклеты, которые прилагались к счетам. Компания «Паркуэй кемикалз» занималась поставками биохимических органических соединений для научных исследований и диагностических реагентов. То же самое писалось о компании, которая поставляла инсулин и коллагеназу. Ниже были напечатаны факс и бесплатный телефон «Паркуэй кемикалз».
Я прочел несколько обычных счетов, но единственным знакомым мне названием был фибриноген, применяемый для остановки кровотечения.
Накладная, которую вручили Скотту, была вся проштампована предупреждениями.
«Очень опасное вещество», «Использовать только специалистам», «Только для лабораторных исследований», «Доставка вручную».
Внизу стояла подпись Скотта.
И вся эта суматоха была ради трех маленьких ампул с чем-то, именуемым тетрадотоксин. Когда Кен увидел это, он тут же сказал:
— Любое вещество с суффиксом «токсин» является ядовитым.
Он пробежал глазами весь листок и прочел вслух: «Три ампулы, содержащие по 1 мг тетрадотоксина в цитрате натрия. Растворим в воде. Смотрите листок безопасности».
— Что это такое? — спросил я.
— Не знаю, мне нужно посмотреть.
Хотя собственники Тетфорда не входили в число книголюбов, у них был целый ряд справочников и небольшая энциклопедия. Но мы тщетно пытались найти тетрадотоксин. В словаре оказался только тетрод, вакуумная трубка с четырьмя электродами, что не имело никакого отношения к цели наших поисков.