Лучшее от McSweeney's, том 1

Сондерс Джордж

— Серлингианское? — переспросил К., не слышавший раньше этого термина.

— Именно, — кивнула Лилия. — Ну знаете, как в «Сумеречной зоне».

— Ах вот оно что, — закивал К.; такая аллюзия удивила его и порадовала. Но все же она была не совсем точной. — Нет, пожалуй, ощущение не столько серлингианское, сколько… — Нужный эпитет никак не приходил в голову.

— Титорелли очень обрадовался вашему предложению, — прошептала Лилия в самое ухо К. и придвинула свои губы еще ближе; по его руке прокатилась волна ее тепла. — Он повесил

их все вверх ногами — увидите, когда вернетесь в зал. Только, пожалуйста, не прямо сейчас.

К. немного встревожился; советовал-то он в шутку.

— Но как насчет авторского замысла? — спросил он у Лилии.

— Авторский замысел никого не волнует, — ответила Лилия. — Все равно автор умер. Кто его знает, что он там замышлял. К тому же он требовал, чтобы после его смерти картины уничтожили. Вы их спасли, так что слава и почет вам.

— Да что в этом почетного — перевернуть все вверх ногами, — отозвался К.

Но Лилия как будто не замечала его сомнений. Она оттянула ворот его рубашки, потом, зажмурившись и мечтательно улыбаясь, провела пальцем поперек его шеи.

— У вас есть татуировки? — прошептала она.

— Что? — переспросил К.

— Татуировки, где-нибудь на теле, — пояснила Лилия и, еще дальше оттянув его ворот, заглянула под рубашку.

— Нет, — сказал К. — А у вас?

— Да, — ответила Лилия с застенчивой улыбкой. — Всего одна. Хотите посмотреть?

К. кивнул.

— Отвернитесь, — скомандовала Лилия.

К. отвернулся к задней стене подсобки. Чем-то сейчас занят Титорелли, подумал он. Интересно, заметил ли галерейщик их с Лилией отсутствие.

— Все, можете смотреть, — сказала Лилия.

К. повернулся к ней. Лилия расстегнула и широко распахнула блузку. Бюстгальтер на ней был из черного кружева. К. неудержимо потянуло наброситься на нее, осыпать ее шею поцелуями, но в последний момент он сдержался: что-то виднелось в ложбинке между ее грудями, какая-то отметина или знак. Лилия расстегнула защелку между чашечками бюстгальтера и, прикрывая груди ладонями, чуть развела их в стороны. В открывшейся ложбинке К. увидел татуировку. Это был портрет Бродяжки или ребенка, очень похожего на Бродяжку, — растрепанного, с огромными блестящими глазами и крошечным, печально искривленным ртом. Приглядевшись, К. заметил, что у ребенка, вытатуированного на груди у Лилии, тоже есть татуировка: ряд крошечных цифр на запястье.

— Мне пора идти, — сказал К. — Титорелли уже, наверно, беспокоится.

— Приходите ко мне сюда, когда захотите, — прошептала Лилия, быстро застегивая блузку. — Титорелли все равно.

— Я позвоню, — сказал К., — или напишу мейл. У вас есть электронная почта?

Ему было тревожно, не терпелось вернуться в зал, броситься вслед за Бродяжкой.

— Просто пошлите мне мейл на адрес галереи, — ответила Лилия. — Все равно на ваши мейлы отвечаю я. Титорелли никогда их не читает.

— Но вы отвечаете голосом Титорелли! — сказал

К.; это было настолько неожиданно, что Бродяжка отступила в его мыслях на второй план.

— Ну да, — отозвалась Лилия неожиданно глубоким псевдобасом; сам Титорелли говорил далеко не так басовито, но свою мысль она донесла. — В интернете я прикидываюсь мужчиной, — продолжала она тем же голосом и, прижав подбородок к груди, сузила ноздри, словно изображая нелепую пародию на сильный пол. — Только никому не говорите.

К. быстро чмокнул ее в щеку и устремился в зал галереи, где Титорелли как раз пристраивал на стену последний из пейзажей. Перевернутые пейзажи висели теперь по всему периметру.

— А вот и вы, — сказал Титорелли и вручил К. несмываемый маркер. — Мне нужна ваша подпись.

— Вы не видели тут… ребенка… Бродяжку? — спросил К., обходя Титорелли слева; ему хотелось поскорее разделаться со всеми бумагами.

— Букашку? — переспросил Титорелли.

— Да нет, Бродяжку — ребенка с огромными печальными глазами, — объяснил К. — Ну, где бумаги?

Через витрину галереи К. посмотрел на улицу, и ему показалось, что он видит Бродяжку — та стоит на заснеженной брусчатке, снова обхватив себя за плечи, и смотрит на него.

— Не бумаги, — сказал Титорелли, — а картины. — Он указал на ближайший из перевернутых пейзажей, постучал пальцем по правому нижнему углу рамы. — Достаточно ваших инициалов.

К. с раздражением нацарапал на картине свою метку.

— Я должен торопиться, — произнес он.

Бродяжка терпеливо ждала среди сугробов, маня его своими скорбными, переливчатыми глазами.

— Вот, — сказал Титорелли, подводя К. за локоть к следующему из перевернутых пейзажей.

К. подписал. На улице Бродяжка отвернулась.

— И следующий, — сказал Титорелли.

— Все, что ли? — возмутился К.

На улице Бродяжка двинулась прочь, уже не более чем пятнышко, почти незаметное на фоне снега.

— Будьте так добры, — произнес Титорелли.

К. подписал оставшиеся полотна и направился к двери.

— Может быть, теперь мы сможем как-то подать этот ужас, — бросил ему вслед Титорелли. — Если они пойдут, я скажу ей написать еще несколько, она может штамповать их во сне.

— Прошу прощения? — развернулся К., совсем сбитый с толку. Подать ужас? Штамповать во сне?

На улице Бродяжка исчезла.

— Разве этот художник не умер? — спросил К.

— Не умер, — ответил Титорелли. — Если, конечно, ее можно назвать художником. Это все дело рук Лилии.

Бродяжка исчезла.

«Гражданин Кафка» (название панк-группы на флаере, Сан-Франциско, ок. 1990 г.)

Очнувшись однажды утром от страшного сна, розовощекий вундеркинд обнаружил, что он у себя в постели превратился в трехсотфунтового рекламного телепушера.