Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези
Шрифт:
За годы моих странствий я заметил у некоторых людей, необязательно в данный момент находившихся за решеткой, хотя многие из них побывали в тюрьме, одну особенность. В них, в самой их сущности было что-то не так, и чем дольше они жили, тем сильнее проявлялось это отличие, которое я могу назвать только признаком вырождения. Так выглядят состарившиеся серийные убийцы, особенно в тот момент, когда предаются воспоминаниям.
На небритом, покрытом стального цвета щетиной лице полковника выступила испарина, затем струйка пота скатилась и исчезла в морщинах. Я знал, что он — один из них. Несомненно, он был военным, но в первую
Полковник поморгал маленькими свиными глазками и похлопал по красной потрескавшейся коже на раненой руке.
— Представьте себе молодую женщину, даже девочку, — продолжил он через Дэниса. — Свежая, хорошенькая, она всю жизнь провела в своей деревне и почти ничего не знает об остальном мире. Местный священник утверждает, что она живет в чудесном месте, и она верит ему и каждый день смотрит на горные вершины. А теперь представьте ее лицо, когда ей впервые придется столкнуться с тем, что могут сделать солдаты, когда они поступают так, как им хочется и как угодно долго. Раньше она была красивой… но теперь… теперь она стала совершенной…
Чем дольше говорил полковник, тем труднее становилось Дэнису оставаться беспристрастным, переводя его речи. Даже его дыхание стало прерывистым. Насколько я знал, у Дэниса было три младших сестренки. Наконец он не выдержал, сорвался с места, ударил полковника в лицо, потом еще раз. Тот ударился головой о стену и рассмеялся, выплевывая кровь.
Похоже, интервью закончено.
— Как вы сами понимаете, — дрожащим голосом произнес Дэнис, — полковник совсем болен.
Но пленник хотел еще что-то сказать мне, и Дэнис недоуменно смотрел на него, словно не понимал и половины его слов.
— Что он сказал? — спросил я.
— Мне это совершенно непонятно, — ответил Дэнис. — Он говорит… возможно, он недостаточно хорошо объяснил то, что он делает… Но он говорит, что вы из тех людей, которые должны понимать — я стараюсь подобрать правильное слово — эстетику. Дальше еще более странно. Он говорит, что не знает, как назвать то, чье желание мы стремимся утолить, иногда даже этого не сознавая, но оно повсюду, видит все, и крысы служат ему глазами.
Дэнис замолчал и сплюнул на пол.
— Как я вам уже говорил, полковник, по-моему, сошел с ума. Стоит только посмотреть на книжку, обнаруженную в его вещах.
Полковник прервал его, заговорив с Дэнисом, но глядя прямо на меня. Незнакомые слова, казалось, повисли в воздухе, пока Дэнис растерянно переводил взгляд с пленника на меня.
— Он спрашивает о шраме у вас сзади на шее, — неуверенно стал переводить Дэнис, — видно ли его так же отчетливо, как раньше.
Я восстановил в памяти весь отрезок времени, что мы находились в камере, и понял, что ни разу не поворачивался спиной к этому человеку. Я был уверен в этом: привычка выработалась за долгие годы разговоров с куда более опасными преступниками, чем полковник. Но даже если и поворачивался, разве можно было рассмотреть шрам, скрытый волосами и воротником? И все же в тот момент я мог думать только об одном: о тех моментах, когда наводил объектив на сцену бойни и ощущал за своим плечом постороннее присутствие. Настолько близко, что вздох удовлетворения шевелил волосы у основания шеи.
— Я не вижу причин продолжать этот разговор, — сказал я.
Дэнис подул на ушибленную руку и позвал часового, чтобы отпереть камеру.
Вероятно
Воспользовавшись всеобщим замешательством, он даже сумел выскочить из здания и выбежать на улицу. Но к тому времени подбежали еще несколько солдат. Они не стали преследовать его. Дэнис и я выбежали из двери как раз в тот момент, когда они неторопливо, почти лениво, прицеливались ему в спину.
Мне и раньше приходилось видеть, как умирают люди, и не один раз. Насколько я могу судить по своему опыту, это происходит или пугающе быстро, или тянется мучительно долго. Они падают как подкошенные или умирают целую вечность. Однажды я даже сделал фото — русского солдата в Афганистане, выпрыгнувшего из горящего кузова грузовика после налета моджахедов на колонну. Я не знаю, видел ли он что-нибудь, но никогда не смогу забыть, как он полз по земле, словно раздавленное животное, а его обгоревшее и окровавленное лицо умоляюще смотрело на меня через объектив. С тех пор, как только заходит разговор о воинских подвигах и славе, мне хочется показать тот снимок.
А полковник… Я никогда не видел, чтобы люди умирали так, как он.
Пули, казалось, только подталкивали его вперед. Он продолжал ковылять, роняя капли крови на заплеванный тротуар, но никак не хотел падать. Лишь спотыкался, как человек, у которого связаны руки. Второй залп окончательно раздробил раненую руку, разорвав ее надвое. Обрубок выскользнул из перевязи и волочился по земле, удерживаемый наручником, еще десять или двенадцать шагов, пока лучший из стрелков не уложил беглеца на землю, но тело долго еще продолжало судорожно подергиваться.
Несколько мгновений мы все только молча смотрели на тело.
В голове бились три мысли:
Полковник ни на секунду не мог надеяться убежать.
Эта сцена была разыграна специально для меня.
Его смерть имела определенную причину.
На седьмой день творения, согласно старой легенде, Бог отдыхал.
По всей видимости, Он считал свой отдых таким же превосходным, как и все, что он сотворил и одобрил раньше. Заслуженное вознаграждение после тяжелой работы, самый выдающийся результат которой ходил на двух ногах, точил копья и укрощал энергию атома.
Еще и сейчас люди теряются в догадках, когда и как все повернуло в худшую сторону. Как случилось, что превосходно налаженная система на этой голубой планете, третьей по счету от Солнца, дала сбой и даже самые жестокие природные потрясения не могут восстановить первоначальный порядок?
Ответ очевиден.
Как уснувший на посту часовой, старый Ублюдок спал за работой.
Той ночью в постели с Мидори я едва мог заставить себя прикоснуться к ней.