Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

Кадиган Пат

— Это же Согласие, — отвечаю я. — Мы живем послежизнью.

— А если я скажу «нет»?

— Заставим силой.

— А ну как не выйдет?

— Ты будешь расти дальше. Высасывая из окружающих соки, оставляя пустые оболочки. Ты притягиваешь их. Даже нас притягиваешь. Ты — черная дыра в человеческом обличье. Поглотишь всех, и не будет тогда никакого Согласия. А будет катастрофа галактических масштабов.

Эта сущность (эта тварь? просто «это»?) улыбалась.

—

То есть получается, что я, — по–обезьяньи ударил он себя кулаком в грудь, — альтернатива Согласию? Другая реальность?

И расхохотался.

— А что, мне это нравится! Прекрасная перспектива. Великолепно!

И тут мы атаковали. Синхронно.

Ии поймал его в обездвиживающий луч, не чета прежним, слабым. Я сделал то же самое, наложенные друг на друга лучи дают более чем двойную мощность. Сену досталась роль связующего звена, он обеспечивал физический контакт с Согласием.

А этот знай себе улыбается!

Повернулся, рубанул лучом, и Сен разлетелся на несколько кусков.

Опять повернулся и обрушил удар на Ии, и я почувствовал, как слабеет наша хватка, если мы вообще его удерживали.

Свет, тьма, небытие. А была бы чудовищная боль, не обруби мое сознание в мгновение ока эти каналы. Как много небытия.

Ментальная тишина. Ии–Жиап–Дай и Сен–Жиан–Дай вернулись в Согласие. Они снова появятся, но не здесь и не сейчас. Я же почему–то остался. Не возвращен. Открыл глаз — тот, который еще может открываться. Увидел небо и терновый куст. И Тиш Голденхок. Она смотрела на меня сверху. — Чем я могу помочь?

— Ничем, — ответил я, определив, что тело–носитель понесло тяжелейший урон.

Конечно, его можно восстановить, но какой смысл? Задание провалено, я буду реабсорбирован. Теперь бороться с аномалией, которая успеет еще вырасти, пошлют кого–нибудь другого, с отличным от моего набором свойств.

— Что бывает, когда нас высасывают такие, как он? — (А она сильна, эта женщина.) — Куда поступает собираемая им информация, если не в Согласие? Ты сказал, он своего рода черпая дыра, так что же у него внутри?

— Кто знает? После физической смерти человек попадает в Согласие и там, снова и снова рождаясь, живет вечность. Но такие вот аномалии–аттрактанты не допускают нас к послежизни. Ты бы еще спросила, куда девались отжившие свой век люди в прежние времена, когда не было Согласия. Умирали. Прекращали свое существование. Переставали быть. Нет Согласия, нет и нас.

— Что я могу сделать? — повторяет она.

До меня наконец доходит: это не забота о моем смертельно изувеченном теле. Женщина хочет узнать, как можно остановить аномалию, аттрактора, ее любовника.

— Он сказал,

что я его воздух, его крылья, — продолжает она. — Что это я не даю ему распасться. Но я хочу положить этому конец.

У меня возникает желание ее изобразить. Я готов рисовать ее тысячу раз, как радугу, — и каждая картина будет чем–то отличаться от других.

— Для этого тебе необходимо сблизиться с ним.

5. ТИШ ГОЛДЕНХОК

— Для этого тебе необходимо сблизиться с ним, — говорят останки искусственного человека. — И удержать.

Тиш Голденхок кивает. Перед ее мысленным взором Анжело, обнимающий, абсорбирующий Фердинанда. Она очень хорошо понимает, о чем говорит агент Согласия.

— А потом?

— Это все, — отвечает он. — Остальное сделаю я.

Анжело улыбается, встречая ее в лагере. Тиш могла бы и догадаться, что он без нее не уйдет.

— Прости, что так вышло. — Его слова не имеют значения, это всего лишь вибрации воздуха. — Они ведь меня убить пытались.

Она кивает.

— Но теперь они мертвы, — сообщает Тиш и думает, не совершила ли она уже ошибку — возможно, фатальную.

— Один жив, но еле–еле, — мотает он головой. — Долго не протянет. — И отворачивается. — Будут и другие, так что надо уходить. До города, надеюсь, доберемся завтра к вечеру. Город — это то, что нужно.

Она смотрит на него и пытается увидеть таким, каким он предстал перед ней однажды, в миг чарующего, волнующего побега. Увы, теперь это всего лишь фантазия. Она представляет его своим любовником — безуспешно. Пробует увидеть в нем человека — опять неудача.

— Я не могу, — говорит она тихо.

Он поворачивается, вопросительно смотрит на нее. — Я не пойду с тобой дальше, — крепнет ее голос. — Остаюсь. Возвращаюсь домой. Я тебе больше не нужна.

— Но…

— Никаких «но»! — отрезает она. — Я больше не могу. Устала. Выжата. Возвращаюсь.

Он не человек. Но все же в нем так много человеческого.

— Это невозможно, — растерянно говорит он. — Я… Ты же для меня опора. Мои перья, воздух, который меня держит. Которым я дышу!

— Я устала, — повторяет она. — Не обопрешься, сама еле держусь. Какие перья, какой воздух… Сил не осталось… Саму бы кто поддержал!

— Я поддержу, всегда буду поддерживать, — обещает он.

И раскрывает объятия, как для Фердинанда, у которого тоже кончились силы, от которого тоже не было иного проку. И шагает вперед.

Он ждала, когда он подступит вплотную, прижмет. Запах корицы и сухих пыльных перьев. Она держит его. И чувствует поток, кипящую массу энергий. Они пришли… из загробного мира.