Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами
Шрифт:
— Вам очень повезло с мисс Броди. Мне хотелось бы, чтобы ваши контрольные по арифметике были более успешными. Ученицы мисс Броди всегда меня чем-нибудь поражают. Вам придется усердно потрудиться над самыми обычными, невозвышенными предметами, чтобы сдать переходные экзамены. Мисс Броди дает вам великолепную подготовку к высшей ступени. Культура не может компенсировать недостаток прочных знаний. Я рада видеть, что вы преданы мисс Броди. Ваша преданность должна быть отдана скорее школе, чем какой-то одной личности.
Не все, о чем шел разговор, было доложено мисс Броди.
— Мы рассказали мисс
— Это правда, — согласилась мисс Броди, — но слово «нравится» здесь едва ли уместно; живопись — моя страсть.
— Я так и сказала, — уточнила Сэнди.
Мисс Броди посмотрела на нее так, словно хотела произнести то, что на самом деле дважды уже говорила ранее: «Когда-нибудь, Сэнди, ты зайдешь слишком — на мой взгляд — далеко».
— По сравнению с музыкой, — добавила Сэнди, невинно моргнув маленькими поросячьими глазками.
К концу пасхальных каникул этот насыщенный эротическими открытиями учебный год увенчался встречей Дженни на берегу реки Уотер-оф-Лейт с мужчиной, весело выставлявшим себя напоказ.
— Иди сюда, посмотри-ка на это, — обратился он к ней.
— На что? — спросила Дженни, подходя ближе и полагая, что мужчина нашел выпавшего из гнезда птенчика или какое-нибудь необычное растение. Увидев же, что это было на самом деле, она бросилась прочь и, целая и невредимая, никем не преследуемая, но задыхающаяся, прибежала домой, где ее вскоре окружили возмущенные родственники, принявшиеся заботливо отпаивать ее сладким чаем. В тот же день позже, поскольку о происшествии сообщили в полицию, задать вопросы Дженни к ним явилась потрясающая женщина-полицейский.
Эти события так разбередили девчачье воображение, что остаток пасхальных каникул прошел в бешеной круговерти, которая продолжалась и весь летний семестр. Первый результат оказался для Сэнди неблагоприятным. Ей вот-вот должны были позволить гулять одной в таких уединенных местах, как то, где у Дженни произошла злополучная встреча, но теперь строго запретили вообще выходить на улицу без сопровождения взрослых. Однако это был лишь побочный эффект инцидента. В остальном он лишь приятно взбудоражил девочек. Событие обсуждалось в двух аспектах: во-первых, сам мужчина и природа того, что он выставил напоказ, во-вторых — женщина-полицейский.
Первый сюжет довольно быстро иссяк.
— Мерзкое существо, — сказала Дженни.
— Грязное животное, — согласилась Сэнди.
А вот тема женщины в полицейской форме оказалась неисчерпаемой, и хотя сама Сэнди ни этой, ни какой бы то ни было другой женщины в форме не видела (тогда женщин только-только начинали принимать в полицию), она забросила и Алана Брека, и мистера Рочестера, и всех прочих литературных персонажей и всю свою любовь перенесла на так и не увиденную ею женщину из полиции, которая беседовала с Дженни; своим бурным интересом она сумела и в подруге поддерживать энтузиазм.
— Как она выглядела? На ней была каска?
— Нет, кепи. А из-под кепи выглядывали короткие светлые вьющиеся волосы. Форма была темно-синяя. И она сказала: «Ну, расскажи мне все».
— И что ты ей рассказала? — в четвертый раз спросила Сэнди.
И Дженни в четвертый раз ответила:
— Ну, я сказала:
Но все это Сэнди уже слышала, а ей нужны были новые подробности о сотруднице полиции, и она старалась подобрать ключик к подруге. Воспроизводя слова полицейской, Дженни произнесла слово «гадкое» как «хаткое», что было на нее совсем не похоже.
— Как она на самом деле сказала: «гадкое» или «хаткое»? — поинтересовалась Сэнди во время четвертого пересказа.
— Хаткое.
Это вызвало чрезвычайно неприятное чувство у Сэнди и на несколько месяцев отвратило ее от мыслей о сексе. Такое произношение слова настолько не нравилось ей, что по телу начинали ползать мурашки, поэтому она донимала Дженни требованиями подумать хорошенько и признать, что на самом деле полицейская произнесла его правильно.
— Многие люди говорят «хаткое», — возражала Дженни.
— Я знаю, но они мне не нравятся. Они — ни рыба, ни мясо.
Это мучило Сэнди, и она решила создать новый речевой образ сотрудницы полиции. Другим поводом для беспокойства служило то, что Дженни не знала имени полицейской и даже того, как следует к ней обращаться: «констебль», «сержант» или просто «мисс». Сэнди решила назвать ее сержантом Энн Грей. Сама Сэнди являлась правой рукой Энн Грей в полицейском департаменте, и вместе они были твердо настроены искоренить секс в Эдинбурге и его окрестностях. В воскресных газетах, к которым Сэнди имела свободный доступ, она нашла профессиональные выражения вроде «имела место интимная близость» или «истица была в положении», оттуда же она узнала, что женщин, которые привлекались к суду по преступлениям на сексуальной почве, не называли ни «мисс», ни «миссис», а только по фамилиям: «Уиллис была оставлена под стражей»; «Роубак оказалась в положении».
Итак, Сэнди, сдвинув на затылок синее полицейское кепи, сидела на ступеньке рядом с сержантом Энн Грей и сквозь просвет между деревьями, росшими вдоль Уотер-оф-Лейта, наблюдала за тем местом, где грязное животное предложило Дженни: «Иди сюда, посмотри-ка на это» — и где Сэнди на самом деле никогда не была.
«И вот еще что, — сказала Сэнди, — мы должны побольше узнать о деле Броди и о том, не в положении ли она вследствие своей связи с Гордоном Лаутером, учителем пения из женской школы Марсии Блейн».
«Интимная близость, безусловно, имела место, — ответила сержант Энн, очаровательная в этой темно-синей форме, со светлыми короткими вьющимися волосами, обрамлявшими форменное кепи. — Все, что нам нужно, это несколько уличающих документов».
«Предоставьте это мне, сержант Энн», — попросила Сэнди, поскольку как раз в то время они с Дженни сочиняли любовную переписку между мисс Броди и учителем пения. Сержант Энн благодарно сжала руку Сэнди, и они посмотрели друг другу в глаза: между ними установилось такое взаимопонимание, что слова были излишни.