Лучшие отели мира
Шрифт:
Париж, который достался Наполеону III, несмотря на все попытки предыдущих монархов – от Генриха IV и Людовика XIV до Наполеона Бонапарта, – оставался глубоко средневековым городом. Узкие кривые улицы, вонь, нечистоты, грязь, бездорожье, болезни, отсутствие транспортных развязок, нормальных водопровода и канализации. «А таким ли должен быть главный прогрессивный город Европы?» – спросил Наполеон III своего префекта. Париж умирал и умер бы, если бы не Оссманн, который перекроил карту города жестоко и кардинально.
Собственно, тот самый нынешний центр Парижа с большими и высокими зданиями в железных балкончиках и завитушках, с внятными магистралями, более-менее прямыми
Это остромодный дворец. Это броский «палас», предназначенный в первую очередь для тех, кто любит выделяться, кто носит Dior, Louis Vuitton и Dolce & Gabbana. Белый фасад в духе belle epoque. Большой, с высокими потолками, сверкающий от миллиарда хрустальных подвесок люстр холл. Подвески дают не только рассеянный, несколько оперный свет, но и тихую музыку – от потоков воздуха хрустальные капли бьются друг о друга. Белые цветы. Пол из белого мрамора. Свечи с ароматами. Обитые состаренной золотой тканью стены. Там, где стены не обиты тканью, – большие панели гладкого дорогого черного дерева. Шитые золотом эполеты и аксельбанты на черных мундирах швейцаров. Странные, секретные лестницы, закрытые шелковыми, бархатными, габардиновыми портьерами, – Гарсиа очень любит такие тяжеловесные, театральные шторы.
На reception desk сразу же попросите, чтобы вам в отеле предоставили личного камердинера или мажордома – пусть он занимается обустройством вашего сьюта, а вы пока отправляйтесь в бар Le Lucien. Бары и рестораны – это те общественные помещения, которые удаются Жаку Гарсиа больше всего, гораздо лучше, чем жилые. Кроме бара Le Lucien, в отеле есть два ресторана – Le Diane и La Galerie Joy.
Всего в отеле 107 номеров, из них – 40 сьютов. Интерьеры нельзя назвать перегруженными, но они насыщенные – без этой будуарной куртизанской тематики Жак Гарсиа немыслим. Стиль комнат и коридоров Le Fouquet’s Barriere можно охарактеризовать как стиль Второй империи с неожиданными ультрамодными интонациями 1960-х – словно по всем традиционным завитушкам и загогулинам кто-то прошелся горячим утюгом, снабженным функцией отпаривания. Привлекают внимание «стеганые» стены (хоть какая-нибудь стена в номере обязательно стеганая), обитые той же золотой тканью. Такие стены напоминают о футуристической стилистике Кардена, Куррежа, Рабанна. Мебель с линиями, характерными для стиля бидермейер, но тоже вся «выглаженная», распрямленная.
Более 500 кв. м отведено под самый главный президентский номер отеля (цена за сутки – € 8500). Конечно, он с видом на «весь Париж» – других «президентских» номеров в этом городе просто не существует. Гостиная, спальня, терраса, отдельная кухня, комнаты для прислуги, бархат, шелк, дорогие дерево, мебель. И все здесь очень дорогое. Намеренно дорогое. Блестяще дорогое. Сверхдорогое. Во всем великолепии больше стилизованности, нежели обычного буржуазного уюта, но винить в отсутствии уюта создателей отеля нельзя – «палас» совсем еще свежий. И про парижский Ritz некогда говорили, что это, мол, туристический новодел для богатых американцев. Только сейчас тот новодельный Ritz
Сюр по-королевски
Le Meurice – парижский гранд-отель, который любил Сальвадор Дали. Как сообщает в своих мемуарах Аманда Лир, любимая подруга сюрреалиста, когда Дали приезжал в Париж, он останавливался только в Le Meurice. Есть и масса черно-белых фотографий 1960–1970-х годов, подтверждающих безумства Дали, Аманды и всей пестрой сюрреалистской компании в апартаментах художника на втором этаже. Сальвадор Дали – человек, сюрреалист, глазами которого стоит посмотреть на Le Meurice, отель, в котором нет ничего сюрреалистического. Это классический французский гранд-отель, который можно назвать самым монархическим отелем Парижа.
Во-первых, из всех гранд-отелей Парижа Le Meurice стоит ближе всего к Лувру – в самом начале улицы Риволи (rue Rivoli). Фасад отеля, скрытый в каменной галерее, смотрит на кованые решетки садов Тюильри. Во-вторых, Le Meurice – это самый испанистый гранд-отель Парижа. Недаром в 1930-х годах здесь неоднократно останавливался испанский король Альфонс XIII – интерьеры Le Meurice напоминали ему интерьеры Королевского дворца в Мадриде. Король не просто останавливался в отеле, а жил в нем подолгу: по сути дела, Альфонс XIII, бежавший из Испании в 1931 году, устроил в Le Meurice свою королевскую резиденцию.
Собственно, интерес Дали к этому отелю связан именно с королевским обстоятельством. Ведь он был роялистом и обожал все, что связано с испанской короной. Приезжая в Барселону, он останавливался только в местном Ritz, где до него проживал Альфонс XIII. В Le Meurice Дали выбирал те же номера, где до него ступала нога короля, и говорил, что, восседая на толчке в туалете, он практически делит с Альфонсом XIII его несуществующий трон. Идея знаменитой книги Дали «Искусство пука, или Руководство для артиллериста исподтишка» родилась именно здесь, в Le Meurice.
Интерьеры Le Meurice, который недавно пережил грандиозную реставрацию, напоминают о Королевском дворце в Мадриде. Здесь царит жаркий помпезный мадридский дух, который немного охлаждает ледяная французская геометрия садов Тюильри. Le Meurice невероятно жарок изнутри. Он горит и пышет – золотыми барельефами и многометровыми мозаичными панно на потолках и стенах, многотонными хрустальными люстрами с миллионами осколков-подвесок, многоярусным пальмовым садом в лобби, который словно приехал с Коста-дель-Соль. Le Meurice – даже в большей степени мадридский, чем мадридский Ritz, в котором испанская составляющая – часть самой структуры, а не развернутая декорация.
Испанский королевский дух в Le Meurice затрагивает не только общественные территории – фойе, лобби, ресторан, огромный зал для завтраков. Например, обычная ванная комната в номере может быть прочитана как истинный французский будуар. В пользу этого свидетельствуют отдельный столик-трюмо для косметических процедур и ванна на ножках, стоящая посреди комнаты. Но столики-трюмо со старыми зеркалами, на шатких закрученных ножках – это и испанский штрих. Как и ванна, в которую вполне укладывается герцогиня Альба, по легенде, позировавшая Франсиско Гойе для «Махи обнаженной».