Лучший день в году
Шрифт:
Проклятие, которое она шептала предновогодней ночью в лаборатории химического кабинета, все не хотело и не хотело сбываться. Ну, ничего плохого в жизни Проскурина и его красавицы Верки не происходило. Ничего! Все шло сладко да гладко. И тогда она…
– И тогда она решила судьбе помочь. Решила вмешаться. Решила, что ждать исполнения проклятия можно всю жизнь, да так и не дождаться, – глухо проговорил Проскурин, не глядя ни на кого. – Она… Она убила Веру. Прямо на выпускном. За месяц до нашего бракосочетания. Взяла и убила!
– Ты не докажешь! – зло ощерился Геннадий. – Было расследование. Родители твоей девушки кого только не нанимали. Ничего не доказали, ничего! И ты ничего не докажешь!
– Не докажу! – Проскурин глянул на него с ненавистью. – У меня же не было тогда под рукой
– Татьяна. – Сердце у Копылова бухало так, что, кажется, его было слышно всем.
– Татьяна, – скрипнул зубами Проскурин. – Оказывается, они встречались!
– Не встречались мы. Я же тебе объяснял, – возразил Геннадий, потирая ноющие от браслетов запястья. – Она просто написала мне в армию. Девушки же любят писать в армию неизвестному солдату, в тюрьму неизвестному осужденному. Такие вот, как Татьяна. Она написала мне.
– Это была случайность? – усомнился Копылов.
– Нет, конечно! – воскликнул Гена. – Она была на присяге в нашей части. Только потому, что в этой части он служил, – он кивнул в сторону Проскурина. – Увидала меня с ним, поняла, что мы дружим. Решила с чего-то, что мы чем-то похожи. Узнала у ротного мою фамилию. И… И написала потом. Я ответил. Завязалась переписка. И что? Запрещено, что ли? Я что, знал, что она в каждом мужчине его повторения ищет?! Если высокий и блондин, значит, сойдет за Проскурина! И не знал, что она распланировала всю нашу дальнейшую жизнь. Всю, по годам!
– Что было дальше?
– Дальше? – Гена пожал плечами. – Дальше вся наша жизнь пошла по четко разработанному ею сценарию. Она расписала нашу жизнь, как по нотам. И играла потом в свое удовольствие, как хотела.
– А подробнее?
– А какие вам нужны подробности? – отозвался он с горечью. – Как она всю жизнь кружила вокруг нас? Как сталкивала лбами в самых разных ситуациях? Как сунула мою любимую Алину к нему в постель? Все, все буквально было ею продумано! Все до мелочей!
– И что же, она со времен армии не оставляла вас в покое? – усомнился Копылов. – Но она же вышла замуж, Волков, кажется, был ее мужем? Вы сами женились. У Проскурина тоже была жена. Как же так? Она что, и жен вам выбирала?
– Нет, жен не выбирала, – возразил Гена. – Но распоряжалась потом ими по своему усмотрению. А Серега Волков… Жалко беднягу. Он был гением, конечно. Он, кажется, даже не замечал, с каким чудовищем свела его судьба.
– Думаю, судьба тут ни при чем, – вставил Проскурин. – Я наводил справки потом, после смерти жены. Танька вцепилась в этого Волкова мертвой хваткой. Они вместе на физмате учились. Парень с первых дней проявил себя одаренным. Танька тоже не была дурой. Она шарила в точных науках, очень хорошо шарила. Они поженились на пятом курсе. После выпуска сразу замутили бизнес. Но не пошло.
– И не могло пойти! – не без самодовольства воскликнул Геннадий. – Ученый не может быть бизнесменом! Все Серегины разработки моментально либо превращались в пыль, либо их кто-то ловко уводил прямо у него из-под носа. Серега, он же был увальнем!
– И тогда она вспомнила про вас, Геннадий? Так? – догадался Копылов.
– Она и не забывала никогда. Она тщательно следила за нашей жизнью. Очень тщательно. Она знала, что Проскурин женился. Знала все о его жене. Она потом мне рассказывала. Знала все про Алину. И… –
Проскурин кивнул, оттянул ворот футболки, будто он душил его. Провел рукой по светлым волосам, в которых было много седины.
– Это был канун Нового года. Мне вдруг позвонил Генка и предложил посидеть с женами в ресторане. Я удивился, до этого не общались почти. Но отказывать не стал, когда узнал, что он не на Таньке женат. Встретились, познакомили жен и… И в моей жизни начался очередной кошмар… Непрекращающийся! Я же не знал тогда, что эту встречу приказала Генке организовать Татьяна. Не знал, что за это она предложила ему долю в бизнесе. А он тогда, создав семью, на хлебе и воде сидел. У родителей жены жил, а там отец такой…
Иван Митрофанович, слушавший всех с каменным лицом, гневно крякнул, но от комментариев воздержался.
– Танька, поняв, что со своим гением у нее ничего не выйдет, предложила мне долю в бизнесе, практически безвозмездно, а за это потребовала… Потребовала… Не могу!! – Он судорожно дернулся всем телом. – Не могу выговорить!!
– А за это она потребовала подложить его жену мне в постель, – бесцветным голосом отозвался Проскурин. – Все случилось тем самым вечером. Мы засиделись в ресторане. Потом поехали к нам, много пили. Веселились, танцевали. Алина, она была… Она была такой светлой! Она чем-то напоминала мне Верочку. Я не знаю, как все произошло! Не знаю! Но проснулся утром я в своей постели с Алиной. Жены не было. И… И все! Дальше как в тумане. Все эти годы как в тумане! Я полюбил ее, сильно полюбил. Мы начали тайно встречаться. Потом она вдруг говорит, что беременна. И что отцом ребенка являюсь я. Что Генка бесплоден. Я не знал, что делать! Это были и радость, и несчастье одновременно! Я просил ее, умолял уйти от Генки. Чувствовал какую-то грязь во всем этом. Что-то не давало мне покоя. И я не о нашей с ней неверности говорю! Иногда казалось, что нами кто-то очень искусно манипулирует! Мы желаем делать так, а делаем иначе. Мы собираемся разводиться со своими супругами, а в результате проживаем вместе еще несколько лет. Моя жизнь напоминала мне прекрасный ночной кошмар. Когда и страшно, а просыпаться нет желания.
– Сволочь ты! – неожиданно подал голос Иван Митрофанович. – Беспутная, непорядочная сволочь! Алину счастливой не сделал, жену обманывал. Как же так можно?!
– У нее все получалось… У нее все получалось… – Геннадий поднял на них безумные глаза, наполненные слезами. – Я ведь не был бесплодным, не был! Она родила от меня детей, и они точно мои, я проверял! Я делал анализ ДНК! А тогда… Девятнадцать лет назад она каждый день в офисе подливала мне в кофе гормональный раствор, делая меня неспособным к зачатию. И потом, сколько я жил с Алиной, она это проделывала каждый день. Она подавляла мои сперматозоиды таким образом, что даже анализы не показали причины. Она… Это чудовище… Она очень талантливый химик. Очень! Хочешь, скажу, как она отправила всех твоих женщин в петлю? Хочешь?
В кабинете повисла такая тишина, что стал слышен слабый комариный писк в углу за шкафом. И шелест листьев за плотно закрытым окном.
– Еще в школе это чудовище очень любило химию. Очень! Она часами засиживалась в лаборатории с учителем по химии и все спрашивала, записывала, смешивала, создавала. И ей удалось! Удалось создать аналог нервно-паралитического газа. Не такой сильный, неспособный особенно сковывать движения и действующий несколько минут, не больше. И это не был газ, это была жидкость. Но эта химическая дрянь на несколько минут, всего лишь на несколько минут, способна была подавлять волю. Живой организм, как робот, выполнял команды. И все! Сначала она испытывала это на бродячих животных. Понять было ничего невозможно. Потом принялась за бомжей. Приложит к морде намоченный платок, и все – приказывай, что хочешь! Главное, никаких следов в организме! Вообще никаких! Однажды мужик успел раздеться до трусов в сорокаградусный мороз. За минуту! У нее на эту разработку и опыты ушел год. К вашему выпускному балу! – Гена глянул на Проскурина, сидевшего с серым, как камень, лицом. – К выпускному балу все было готово. Она убила твою Веру! И жену твою убила тоже! И… Алину!