– Никто к ней не поедет бесплатно. Только если в клинику везти.
– Почему не поедут? У Майки мама же работает на скорой. Ездят бесплатно к больным. Попробуй!
Экспериментировать с вызовом скорой помощи к морской свинке я не стала. И в
клинику мы не успели. Спасти свинку не удалось.
Через несколько дней позвонила Лена узнать как дела.
– Умерла, – сказала я, за два дня смирившаяся с потерей.
– Боже… Сколько ей было лет? Когда похороны?
– Уже похоронили. Завернули в тряпочку и закопали во дворе. Возраст, честно говоря, не помню – вроде не очень и старая. Жаль, конечно, но что делать, бывает такое.
– Прямо во дворе…– всхлипнула Лена.
– Да. Ну, что поделаешь… Съела, наверное, что-то. Хотя все время в клетке была.
– То есть как в клетке? – удивилась Лена.
– Она в клетке жила. Практически не доставали.
– Сестра? В какой клетке?
– При чем здесь сестра? Свинка морская!
– Господи! Так ты про свинку? Морская свинка умерла??
Вот такие мы – профессиональные знатоки и толкователи языка.
Рига
Провожаю дочку в школу. В раздевалке спорят первоклассники. Хвастаются, кто на чем приехал, у кого лучше, дороже, быстрее автомобиль.
– А я не на машине. Я с бабушкой и дедушкой пришла! – гордо говорит девочка. И с этим не поспорить. Только глаза закрыть и стать маленькой, любимой внучкой, деточкой.
В детстве я жила в двух городах: в Ленинграде и Риге. Ленинград – это мама, папа, сестра, детский сад, поликлиника и тетя. А Рига – это бабушка и дедушка, совсем другое, сказочное пространство, которым я очень горжусь.
Поздно вечером мы выходим из автобуса и спешим на Варшавский вокзал. Стоим на перроне, и, пока проводница проверяет билеты, малюсенькие коричневые корочки, я наслаждаюсь особенным запахом, которым хочется надышаться, от которого все внутри прыгает и зовёт в путь. Нетерпеливо жду у окна, пока тронется поезд, медленно потянется темнота за окном, застучат колеса, зазвенят чайные ложки, размешивающие сахар в стаканах. А рано я утром попадаю в другой мир: улицы, вымощенные булыжником, с загадочными названиями, пустынные, тихие, узкие. Мы идём мимо красивых витрин, заходим во двор на улице Дзирнаву, из окна на втором этаже машут бабушка и дедушка. И я бегу по красивой витой лестнице с треугольными ступеньками, звонок низко, можно не вставать на носочки. Потом традиционно измеряем мой рост в дверном проеме, на нем уже много отметок и сейчас появится
ещё одна: я выросла! В Ленинграде мы живем в коммунальной квартире с соседями, а здесь в отдельной, четырехкомнатной квартире! В каждой комнате высоченный белый камин, двери с красивыми золотыми ручками, закрывающиеся большими золотыми ключами, как у Буратино. Рига – красно-желтые блестящие трамваи, глазированные сырки, зоопарк со слоном и бегемотом, мелкий белоснежный песок, огромное синее море, детский ресторан «Кукареку» в Юрмале, витрина «Детского мира», у которой я могу стоять вечно, разглядывая движущихся кукол, но бабушка с дедушкой вечно стоять не могут, и мы идём накупить мне подарков. Дедушка называет это – потрясти карманы. У дедушки астма, он часто достаёт лекарство в коричневом кожаном чехле, подносит ко рту и прыскает, чтобы было легче дышать. Я очень люблю дедушку. Люблю, как от него пахнет, когда обнимаю. Дедушка называет меня «деточка», шутит, придумывает смешные стихи, раскладывает пасьянс и учит меня играть в шахматы. Каждый день ровно в 20:45 дедушка идёт на кухню, ставит чайник, и, когда начинается программа "Время", он ест вкусные булочки и пьёт чай из огромной керамической кружки. И я сижу рядом и ем вкусную булочку – таких в Ленинграде нет. Здесь совсем другая еда: и борщ, который бабушка варит в огромной кастрюле, и сметана, в непривычной маленькой баночке, и хлеб – рижский, чёрный, ароматный и масло – вкуснейшее! Вместе с бабушкой и дедушкой в Риге живут мои тетя и дядя, бортпроводники: летают в разные города и возвращаются с коробкой фруктов, если города южные, с жевачками-конфетами, если Германия или Чехословакия, с шоколадным зайцем и хрустящей картошкой в маленьком пакетике, если Москва. Мы их встречаем: сидим у окна, ждем, когда раздастся во дворе щелканье тетиных каблуков или быстрая походка дяди. А вечером они гладят свою форму на кухне. Через мокрую тряпочку, старательно нажимая, чтобы сильно шипело и чтобы завтра нарядными улететь в небо. Тётя долго красится в ванной. И ванная здесь тоже необычная: огромная, с окном и большим зеркалом. У него мне заплетают косы: мама, бабушка, тётя или, когда никого нет дома, дедушкины ученицы, с которыми он занимается математикой. Дедушка пишет им на листочках цифры, аккуратно, ровно. А мне разрешает посидеть рядом, если не буду мешать. Я смотрю на его руку: один палец не сгибается. Кажется, в детстве дедушка попал по нему топором. В дедушкиной комнате стоит широкий письменный стол с ящиками, а в них идеальный порядок. И дедушка знает точно, где что лежит. Когда я прошу у него ножницы, он говорит: "Возьми в среднем ящике, в левом ближнем углу, деточка".