Лучший друг моего парня 2
Шрифт:
— Может, я этого и хочу, сука! — шипит Соколов, приближаясь к моему лицу, его слюна летит на губы, и меня передёргивает от отвращения. — Как бы я хотел тебя удавить, тварь. Как ты появилась, всё полетело к хуям собачим! Командовать вздумала! Да кто ты, мать твою, такая!
Неожиданно в щёку Саши впечатывается кулак. Он, скуля, прикусывает губы и ослабляет хватку, заваливается на пол, увлекая меня за собой, а в следующий момент его буквально отдирают от меня.
Торопливо отползаю подальше, пытаюсь сделать первый болезненный вдох. Ощупываю шею трясущимися пальцами. Горло горит, словно
— Хватит… — пытаюсь произнести, но вместо слов вылетает лишь хрип, приносящий адскую раздирающую боль. — Прекрати… Мирон… пожалуйста… хватит.
Он наконец останавливается. Медленно поворачивает голову в мою сторону, оставляя Сашу валяться без движения. Прожигает взглядом, от которого в сердце разгорается агония.
Мирон, пошатываясь, поднимается на ноги и идёт ко мне. Опускается на пол рядом и аккуратно тянет руки со сбитыми костяшками, пытаясь убрать мои от шеи. Его волосы растрепались, футболка кое-где заляпана кровяными брызгами, острый как бритва взгляд внимательно ощупывает моё лицо.
— Не бойся. Я просто посмотрю. Дай мне посмотреть, что он сделал, Ангелина.
6.1
Его прикосновения жалят. Они мягкие, тёплые и очень осторожные. Непривычные. На секунду простреливает мысль: вдруг это не Мирон, а его брат? Я ведь могла спутать в момент страха, паники и боли, принять желаемое за действительное, решить, что именно мой Гейден ринулся меня спасать. Мой, который моим никогда и не был. Который только что был с другой.
Я ничего не забыла, но сейчас, в данный момент, мне хочется побыть слабой. Сбросить броню и кинуться к парню на грудь. Чтобы пожалел, защитил. Мне это необходимо.
— Мирон? — спрашиваю тихо и неуверенно, выдавая все свои сомнения разом.
Глаза парня находят мои. Он смотрит слишком долго и пристально для текущего момента, где мы совсем не одни, а затем кивает, приподнимая двумя пальцами мой подбородок. Перемещает внимание на горящую кожу.
— Да. Это я.
— Что ты здесь делаешь? — несу чушь, потому что мне важно поробовать сказать хоть что-то, даже через боль.
Кажется, если я буду молчать, то совсем лишусь голоса. Навсегда.
— Где мне быть? Это мой дом, если ты забыла. Больно? — Теперь он касается моей шеи двумя руками, продвигается аккуратно и осторожно, сдвигая подушечки пальцев буквально по миллиметру.
Мурашки по телу.
Слёзы накатывают с новой силой. Дёргаюсь, когда Мирон осторожно ощупывает повреждённые участки на коже.
Я кричала на него, чтобы никогда ко мне не прикасался, чтобы не подходил ко мне после других. Теперь хочу, чтобы не останавливался.
— Совсем нет. — И тут же морщусь от собственной лжи.
Больно, ещё как, но пусть потрогает ещё. Пусть позаботится ещё. Ведь стоит ему только отстраниться, встать на ноги и выйти из комнаты, всё вернется на круги своя, где мы чужие друг другу люди и не имеем права на касания.
Скашиваю
— Забудь о нём, на меня смотри, — велит Мирон, мягко прося вернуться к нему взглядом.
Его лицо бледное, с чётко выраженными линями скул, острым подбородком и тёмным разлётом бровей, между которыми залёг излом. Он хмурится и выглядит озабоченным. Костяшки его пальцев сбиты, из них сочится кровь. Я накрываю его ладонь своей, безмолвно моля прекратить меня трогать. Мирон в ответ отводит мои руки, укладывая их на своё колено.
Девчонка, что была с Сашей, резво хватает свои вещи и выбегает из помещения не оглядываясь, на входе врезаясь в Марка.
— Твою мать… — тянет тот.
Второй Гейден, приоткрыв рот, осматривает комнату. Бросает короткий взгляд на нас с его братом, затем на стонущего Соколова и громко цокает языком. Качая головой, тихо бормочет что-то похожее на «пиздецнахуйблять» и, протискиваясь через толпу зевак, уже громко и для всех объявляет:
— Так, все видосы на телефонах разом поудаляли. Фотки тоже. Если что-то попадет в сеть, мы легко узнаем, кто это слил. И нюдсы того чувака, кто это сделает, запестрят по интернету со скоростью света и в первую очередь отправятся на почту его матери. Всем ясно? Теперь на выход. Вечеринка закончилась, я правильно понимаю?
— Правильно, — жёстко произносит Мирон и добавляет уже для меня: — Повернись медленно вправо.
— Зачем? С каких пор ты стал врачом?
— Давай, киса, послушайся Мира, он в Германии столько от моих докторов понабрался, что может дать фору доктору Хаусу. — Присаживается рядом Марк, и тихо свистит, рассматривая мою шею: — Это Сокол тебя так? Ни хуя, блть. Он чё, сдурел?
— У него и спроси, — огрызаюсь, нехотя слушаюсь Гейденов и вскрикиваю от простреливающей до самого затылка боли.
В глазах мутнеет. Мне нехорошо.
— Короче, надо заводить «порш», — резюмирует Марк под молчаливое согласие своего брата.
— Нужен рентген, — подтверждает тот, хмурясь ещё сильнее.
— Всё нормально. Убери..те руки, — протестую вяло, пытаясь ещё раз оттолкнуть Мирона.
Я не привыкла быть в центре внимания. Не привыкла, когда настойчиво проявляют заботу, и чувствую себя неуютно, уязвимо. Вся моя броня разом дала трещину и слетела, осыпаясь к ногам. В который раз перед парнем, который этого не заслуживает.
— Ни хера не нормально. Поедем в больницу.
— Вызовите такси, я поеду одна. Не нужно со мной нянькаться. И вечеринку заканчивать не нужно. Ради кого? Ради какой-то левой девки? Если бы Вика подвернула ногу, вы бы тоже остановили веселье и повезли её в травму? Кстати, где она?
— Лина… — предостерегающе цедит Мирон, резко меняя тон на не терпящий возражений. — Ты не подвернула ногу, тебе чуть не свернули шею.
— Где Вика? — стою на своём, упорно сверля взглядом мрачного Гейдена.