Лучший исторический детектив

Цветкова Ирина

Мрозовский слушал Христину, чуть склонив голову и сложив губы дудочкой под куцыми усами. Усы его Тине сразу не понравились: похожие на щетку для сапог и такие же чёрные. Мрозовский неожиданно сменил тему разговора.

— А будьте любезны сказать, пани Кшыся, кто вас так испугал там, на Кальварии?

Тина округлила глаза, в надежде, что неприятный гость скорее покинет её мастерскую.

— Попрошу не строить гримасы, — заметил Мрозовский, — Здесь не циркус. Слушаю вас.

— Девочка там была. С куклой. А испугалась я, что на мою Линусю похожа. А так… ну сами знаете,

Духов день… кладбище.

— Чем же она так на неё похожа?

— Запрещаю вам этот издевательский тон, прошу пана! Куклой она похожа: платье на той кукле ну точь-в-точь как я для Линуськиной шила.

— Вы могли кому-то отдать после похорон эту куклу, — предположил Мрозовский.

— Нет, не могла, — ответила Тина, глядя на руки. — Куклу эту я ей сама в гробик положила. Любимая это была кукла у дочери.

Мрозовский тяжело поднялся со стула, опять покрутил колесо на машинке и направился к двери.

— Спасибо вам, пани Кшыся, вы оказали неоценимую услугу всей «двуйке» в моём лице, — проговорил Мрозовский важно, поджимая губы и топорща при этом усы. — Вы позволите к вам обратиться в случае крайней необходимости?

Вроде и ничего не было каверзного в этом вопросе, но Христине стало ясно как Божий день, что в случае той необходимости её никто не спросит, хочет ли она говорить с паном Мрозовским. Потому Христина пожала плечами и кивнула:

— Обращайтесь, если вам этого так надо. Только что с меня взять? Пользы с меня никакой.

— Ну, не скажите. Желаю здравствовать!

Мрозовский щелкнул каблуками, кивнул и вышел из мастерской.

Христина почувствовала навалившуюся усталость и налила воды из графина на столике.

«Такой тяжелый человек. Все жилы вытянет своими вопросами. Замучил. Душу вымотал. Забыть бы про куклу… Надо будет ещё раз на Кальварию сходить, вдруг выйдет случай, ещё раз увидеться с той девочкой», — думала Христина, отпивая воду мелкими глоточками.

Мрозовский оглянулся на окна мастерской и подумал, что нащупал ниточку к одному делу, не зря он подвёз белошвейку, ой, не зря… Надо непременно выставить слежку за этим копателем…

Ночью Тине не спалось. Она всё просыпалась, то от предгрозовой духоты, то от тяжелых мыслей. Ещё с вечера решила она, что пойдёт к пану Мрозовскому, но хотелось убедиться, что не зря придумала к нему идти. Тина не находила покоя: пан Мрозовский казался ей неприятным и даже мерзким, но выхода иного, чтоб разобраться откуда кукла у Настуси, бедная женщина не находила.

— Встречу — и тогда спрошу! А уж, если что, пойду в Ратушу, — сонно подумала Тина и уснула.

* * *

В будний день на Рынке было малолюдно. Часы на городской Ратуше только что отбили полдень. Голуби расселись на карнизе ратушной башни и затихли словно перед святой литургией.

Все хозяйки покупки сделали с утра, только школяры вертелись, как ужи, у хлебной лавки, да у лавки кондитера, совали свои носы в двери, на запах утренней выпечки.

Рузя скучала, выглядывала в окно, рассматривая красивого и рослого не по годам хлопца в школярской одежке. Зевнув, она прошла за прилавок, запахнулась в шаль

и только хотела усесться поудобнее в кресле и вздремнуть часок, как звякнул колокольчик у двери и в лавку вошел пан Мрозовский собственной персоной.

— Доброго вам дня, пани Ковальчук! — он приподнял шляпу и кашлянул.

— И вам не хворать, — ответила она. Изогнулась как кошка, опершись локтями на прилавок и надула без того пухлые губы. — Чего желаете? Может вам штаны помочь подобрать или сюртук праздничный? У нас и галстуки заграничные имеются, и булавки к ним.

— Спасибо, привык обшиваться у знакомых. Я к вам по другому вопросу.

— Это у Тины привыкли? — скривилась Рузя. — Такой приличный пан и обшивается у простой швачки. Я вам могу предложить такой товар. Чисто люкс! Не пожалеете.

— У кого я обшиваюсь, то не ваше дело, пани Ефрозыния, — отрезал Мрозовский.

Он оглянулся вокруг: стены в лавке закрывали бесконечные полки да вешалки, где лежало и висело уйма разнообразного тряпья, вполне приличного вида, и совсем непохожего на поношенное.

— Прошу пани, у вас комиссионный магазин?

— Как видите, — ответила Рузя и развернулась спиной, делая вид, что поправляет товар. — Я того не скрываю, на вывеске всё написано — лавка Скарбика, да и уплачено куда надо.

— А куда надо? — прищурился Мрозовский.

— Прошу, пана, а то вы не знаете, кто на рынке поборы ведёт? Разве то не ваши коллеги? — спросила Рузя, ухмыляясь.

— Ладно вам, знаю я. Думал, может, кто еще приходит и сборы идут мимо Ратуши.

— А вы не думайте так много, пан Мрозовский, — дерзко отвечала Рузя, не забывая поводить плечом так, что тонкий шёлк блузки оголил плечо, показав кружево нижней сорочки. — У меня простая лавка, вы бы к мяснику или в колбасную лавку зашли. А что пан может взять с беззащитной женщины?

— Простая, говорите? — переспросил Мрозовский, пропустив мимо ушей тираду, он рассматривал белые сорочки, что висели одна на другой. — Хорошие сорочки.

Он еще немного походил по магазину, совсем не обращая внимания на хозяйку и пристально рассматривая товар. Рузя не выходила из-за прилавка. Она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, трепала бахрому на шали и покусывала нижнюю губу.

— Спасибо, пани Рузя, — Мрозовский кивнул, прощаясь. — С вами было приятно вести беседу.

— Прошу пана… — ответила Рузя, опешив, и добавила дежурную фразу: — Приходите снова, может, надумаете что-то купить, так я помогу пану сделать выбор такой, как надо.

Когда дверь за Мрозовским закрылась, Рузя сплюнула в пол и выругалась.

Утро выдалось солнечным и тёплым. Обычную для этого времени свежесть в воздухе заменил парной зной, как обещание грозы ближе к полдню. Тина торопилась на Кальварию, чтобы до грозы успеть вернуться в мастерскую. В том, что гроза непременно случиться, она не сомневалась. Даже синее безоблачное небо не могло её обмануть — земля парила и хотела дождя. Сегодня Христина шла не на могилу Линуси, она искала встречи с вчерашней девочкой. Чёрный креп по-прежнему скрывал глаза, каждый шаг Тины отзывался шелестом тяжелого шёлка на юбке.