Лучший из лучших
Шрифт:
Из плотных рядов вышел старый, поседевший ветеран, держа копье за древко снизу, точно мясницкий нож, и склонился над обнаженным телом Клинтона Кодрингтона. Пришло время выпустить души белых на свободу, позволить им покинуть тела и улететь, чтобы они не тревожили живых, – настал миг ритуального потрошения. Старый воин приставил кончик ассегая к животу Клинтона, прямо над жалким комочком съежившихся гениталий, и приготовился распороть кожу до самых ребер.
– Стой! – послышался звонкий голос.
Воин отступил
Индуна остановился в центре жуткого побоища и посмотрел на обнаженные тела врагов. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах стояла ужасная скорбь, будто он оплакивал всю землю.
– Пусть лежат, – тихо сказал он. – Это были настоящие мужчины, рожденные от настоящих мужчин.
Повернувшись, Ганданг ушел туда, откуда появился. Его воины построились и затрусили вслед за ним на север.
Лобенгула достиг границ своих владений. Перед ним земля разверзалась, и крутой склон уходил вниз, в долину реки Замбези – в безлюдный ад каменистых ущелий и непроходимых зарослей, диких зверей и невыносимого зноя.
Вдали виднелась темная извилистая полоска прибрежных кустов вдоль русла отца всех рек. На западе в небе высилось серебристое облако водяной пыли, отмечая место, где река Замбези с грохотом падала с отвесной скалы высотой в триста футов, вливаясь в узкое ущелье ошеломляющим, буйным потоком.
Лобенгула сидел на козлах переднего фургона, обводя беспокойным взглядом эту дикую красоту. Фургон везли двести воинов. Все быки передохли: на слишком каменистой почве они один за другим выбивались из сил и умирали прямо на ходу. В местах обитания мухи цеце жуткие крохотные твари изводили людей в растянувшемся караване и роились над выжившими быками – за несколько недель все животные подохли от укусов мух. Люди, более устойчивые к заразе, заняли их место в упряжке и потащили своего короля дальше, в безнадежном, бесцельном бегстве.
Теперь даже людей устрашила открывшаяся перед ними местность. Переводя дух, они оглянулись на своего короля.
– Заночуем здесь, – сказал Лобенгула.
Выбившаяся из сил, изголодавшаяся толпа, которая следовала за фургонами, мгновенно рассыпалась, разбивая лагерь. Девушки носили воду в глиняных кувшинах; мужчины принялись строить навесы и рубить хворост для костров; женщины выскребали почти пустые мешки с зерном и доставали последние куски сушеного мяса – мухи цеце погубили не только тягловых быков, но и убойный скот, а дичи было мало, и она не давалась в руки.
Ганданг подошел к переднему фургону и отсалютовал единокровному брату.
– Твоя постель скоро будет готова, о великий король.
Лобенгула не обратил внимания на его слова, мечтательно глядя на крутой каменистый холм, возвышавшийся над лагерем. Раздутые стволы громадных баобабов раздвинули
– Брат мой, не пещера ли это? – тихонько спросил Лобенгула. – Я хочу подняться туда.
Двадцать человек несли Лобенгулу на носилках, сделанных из шестов и шкур. Огромное распухшее тело страдало от подагры и артрита, король морщился от каждого толчка, но не сводил глаз с вершины холма.
Возле скалы Ганданг сделал носильщикам знак остановиться, и они осторожно опустили носилки на каменистый склон. Ганданг закинул щит на плечо и высвободил ассегай из ременной петли.
Пещера оказалась узкой, но глубокой. В ноздри ударил резкий запах хищника. Небольшой уступ перед входом усеивали остатки шкурок и раздробленные кости мелких животных: даманов, газелей, бабуинов и антилоп-прыгунов.
Присев у входа, Ганданг заглянул в мрачную глубину – оттуда раздалось свирепое рычание леопарда, в сумраке мелькнула тень, блеснули злобные желтые глаза.
Ганданг медленно ступил в пещеру и остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку. Леопард предупредительно зарычал – ужасающий рык раскатился по замкнутому пространству пещеры. Зверь подполз ближе, растянувшись на узком уступе на уровне головы Ганданга. В темноте едва можно было разглядеть широкую, плоскую, как у гадюки, голову, прижатые уши и злобно прищуренные глаза.
Не желая провоцировать преждевременное нападение, Ганданг осторожно передвинулся под уступ. Пригнувшись, он нацелил лезвие ассегая в горло разъяренного зверя, помахал щитом и крикнул:
– Иди сюда, злодей! Нападай, дьявольское отродье!
Быстрый, как золотистая молния, взбешенный леопард прыгнул, атакуя пятнистый щит. Ганданг выставил ассегай, и зверь напоролся на лезвие, в прыжке вогнав в сердце сталь. Леопард откатился назад, тщетно царапая искривленными когтями твердую, как железо, кожаную обшивку щита. Зверь кашлянул, захлебываясь кровью, вырвал застрявшее копье из груди и выпрыгнул из пещеры.
Ганданг, не теряя бдительности, последовал за ним: старый самец растянулся на камнях в растекающейся луже собственной крови. На шкуре ни единого шрама, черные пятна на спине почти сливаются с темно-янтарным фоном, переходящим на брюхе в желтовато-бежевый цвет, – благородное животное, шкуру которого приличествует носить лишь королю.
– Дорога безопасна, мой король, – крикнул Ганданг.
Носильщики поднесли Лобенгулу и аккуратно опустили на скальный выступ.
Король отослал носильщиков, оставшись наедине с единокровным братом. Они стояли на вершине холма, высоко над дикой, негостеприимной местностью. Лобенгула посмотрел на леопарда, потом на темную щель входа в пещеру.