Лучший коп Мегаполиса

Куницына Лариса

— Ты не заледенеешь? — поинтересовалась я, осторожно подкру­чивая кран с горячей водой, но пока не трогая рычаг переключения.

— Тёплая вода для младенцев и женщин, — ответил он.

— Конечно, — согласилась я. — Только настоящий мужчина может выдержать холод горных рек, текущих с ледников. Это настоящее испы­тание на выносливость.

— Не преувеличивай. Просто холодная вода бодрит.

— Лучше всего бодрит контрастный душ, дорогой, — произнесла я елейным голоском и повернула рычаг.

Уже выскочив из ванной и

захлопнув за собой дверь, я услышала позади рёв разъярённого тигра. Тигр появился через минуту, свирепый, как пара леопардов, которых насильно напоили рыбьим жиром. Он к тому же был мокрый, как морской котик и, единственное, что сделал с полотенцем, это обмотал его вокруг бёдер.

— Смешно, да? — рявкнул он. — Лучше связаться со стаей голодных гиен, чем с коварной женщиной!

Он замахнулся на меня одной рукой, а второй мягко толкнул на постель. Я, смеясь, упала на спину. Он стоял надо мной и только качал головой.

— Ты ослепительно хорош! — заявила я, перестав смеяться и сделав серьёзное лицо. — И похож на египетского царевича.

— Не заговаривай мне зубы, — проговорил он. — Отправляйся. Теперь твоя очередь.

— Я закрою дверь на задвижку, — предупредила я, выбирая из стопки другое полотенце и что-то тонкое и голубое, похожее на занавеску.

— Не страшно, — кровожадно улыбнулся он. — Вон там, за той дверью есть парочка вентилей, которыми можно перекрыть, как горячую, так и холодную воду. Я устрою тебе контрастный душ!

Естественно, ничего он не устроил. Мне пришлось самой переключать рычаг, чтоб изобразить что-то похожее. Растёршись полотенцем, я сделала из занавески что-то вроде короткого сари и вышла из ванной. Лонго лежал на постели и смотрел в потолок.

— О чём думает мой царевич? — поинтересовалась я.

Он посмотрел на меня и тут же сел.

— Ты похожа на Аршар.

— Что это такое?

— Голубая лань — символ женской красоты.

— Это та, что с четырьмя рожками? — игриво уточнила я.

Он взял меня за руки и вдруг, резко потянув к себе, откинулся обратно на постель. Я упала ему на грудь, а он тут же обнял меня так крепко, что я едва могла дышать.

— По-моему, мой лейтенант думает не о том, — заметила я, когда он слегка разжал руки. — За нами охотятся по всему городу, а он…

— Я тебя люблю, — заявил он.

— Сейчас я растаю, — кивнула я. — Я тоже тебя люблю и потому не хочу, чтоб тебя убили.

— Ты хочешь, чтоб я сгорел от страсти?

— О, боже!..

— Это всё входит в мои планы.

— Что именно?

— Передышка для нас и немного нервный день для наших врагов. Пусть они нас поищут, попереживают, подёргаются. Пусть теряются в догадках, что я задумал. Они ведь сильно перетрусили, если объявили большую охоту. Что им какой-то лейтенант из периферийного участка, но они бросили против меня такие силы… Вот пусть эти силы немного поработают вхолостую. К следующей ночи они разогреются так,

что, когда случайно на нас наткнутся, они решат, что их долгие поиски увенчались успехом, и им даже в голову не придёт, что мы сами подставились.

— У тебя есть план действий?

— Нет. Я ещё думаю.

— О чём?

— О тебе.

— Вот именно!

— Слушай! — начал закипать он. — У нас целый день впереди. Мы придумаем!

— Как бы ни так! Всё нужно придумать сейчас, иначе я не успокоюсь! Что нам нужно?

— Нужно, чтоб мы им вдруг быстро понадобились, но только живыми и невредимыми. Чтоб им вдруг позарез потребовалось поболтать с нами по душам.

— Так… — пробормотала я и принялась шевелить мозгами, но ему как раз в этот момент взбрело в голову меня целовать и, естественно, мои мозги моментом скрутились в изящную розочку, в которую по давней трубадурской традиции влюблялся соловей. — Это невозможно! — воскликнула я. — Пусти!

Высвободившись, я встала и отошла от постели, но мысли путались в голове. Я никак не могла сообразить, чем располагаем мы и какие сведения могут быть в распоряжении у наших противников. В конце концов, я решила, что всё нужно записать. Ручка лежала возле кровати на тумбочке, но блокнота, как всегда, в нужный мо­мент там не оказалось. Я полезла в карманы своих джинсов и в заднем нашла какой-то листок. Сев за маленький столик, я уже собралась пи­сать. Лонго присел рядом и с интересом спросил:

— Тебе что, не нужны деньги?

— А при чём здесь деньги?

Он молча выдернул из-под моих пальцев листок и, перевернув его, положил передо мной. Это был мой чек на миллион кредов.

— Вот он где, оказывается! — воскликнула я. — Он всё время ле­жал там, куда я его сунула на космодроме Изумрудной.

— Приятная неожиданность, да? — съязвил Лонго. — Ты его уже несколько раз выстирала вместе с брюками, но он не утратил ни вну­шительного вида, ни номинальной стоимости.

Я смотрела на чек и чувствовала, как в голове начинают вертеться колёсики. Это блаженное состояние, когда план сам по себе скла­дывается, приобретает стройность, обрастает мелкими, но необходимыми деталями, снова захватило меня. Я некоторое время сидела, всё просчитывая, взвешивая все «за» и «против». Через пять минут я с облегчением вздохнула.

— Всё! План готов!

Лонго, с любопытством наблюдавший за мной, недоверчиво усмехнулся.

— Что, целый план?

— Можешь проверить, — обольстительно улыбнулась я. — Если у нас есть время.

— У нас нет времени, — покачал головой он и протянул мне ру­ку. — Иди ко мне.

Х

Утром Янта принесла завтрак, и я усадила её с нами за стол. Она была чрезвычайно заботлива и внимательна, особенно к Лонго. Она интересовалась, будет ли он потом снова носить форму, и тут же заверяла, что штатский костюм ему тоже очень идёт.