Лучший мир. Явор
Шрифт:
— Немедленно командовать общий сбор, — громко приказал лейтенант, выйдя из палатки на свежий воздух. — Мы возвращаемся в крепость, на помощь нашим стрелкам. По моим расчетам, враг не должен сейчас ожидать нашего появления, и мы обрушимся на него всей своей мощью.
— Их слишком много, господин лейтенант, — подал голос капрал Ремус Жестокий, командир отделения мечников. — Они задавят нас количеством. Зачем так рисковать?
— Немедленно выполнять мой приказ, капрал! Седлайте лошадей, мы возвращаемся. Я жажду битвы, я хочу сойтись лицом к
— Слушаюсь, господин лейтенант! — рявкнул капрал, вытянувшись в струнку, а затем вполголоса произнес своему старому другу. — Я всё недоумевал, почему у лейтенанта прозвище Храбрый, теперь понятно, почему. Мужик-то со стальным стержнем оказался!
Через пять минут конный отряд скрылся за горизонтом, и никто даже не подумал сунутся в палатку лейтенанта, в которой остывал труп разведчика с перерезанным горлом.
— Господин лейтенант, мы нашли Солера, он в каземате.
— Что он там делает? — удивился лейтенант.
— Наверное, хотел перетащить туда раненых бойцов маркиза Бренье, — предположил Ремус. — Но из-за полученной травмы головы, потерял сознание и потому, так там и остался.
— Много раненых?
— Одиннадцать человек, — ваше благородие. — Трех тяжелораненых я приказал добить. И ещё…
— Что? — встрепенулся лейтенант. — Что ещё?
— Малыш Олус, сын Круса Одноглазового. У него контузия, но день-два и он встанет в строй.
— Где он?
— Я приказал доставить его в лазарет.
— Ты понимаешь меня, стрелок? Хорошо слышишь? — лейтенант присел на табурет возле койки Олуса. Его голова была перевязана, а на бледном лбу выступили бисеринки пота.
— Да, господин лейтенант, — прошептал он сухими губами и сделал попытку подняться, как предписывает устав, но лейтенант остановил его.
— Лежи! Ответь мне, что произошло, когда я возглавив отряд мечников покинул крепость и занял место в засаде?
— В засаде?
— Да, — лейтенант кивнул головой. — Разве отец тебе этого не сказал?! Я приказал ему удерживать позицию и отступить следом за мной, если противник прорвется в крепость. Я планировал, что разгоряченный битвой враг кинется за стрелками и тогда мы ударим им в тыл!
— Нет, ваше благородие, отец ничего такого мне не рассказывал. Что с ним?
— Он погиб, как настоящий воин, с оружием в руках, защищая свою отчизну… Ты чего, плачешь? Ну-ну, перестань. Не позорь бабской росой светлую память своего достопочтимого отца!
— Простите, господин лейтенант. Это всё из-за раны!
— Прощаю-прощаю. Расскажи мне, как всё произошло?
— … он крушил их, фехтуя двумя мечами одновременно. Его удары были такой силы, что с одного маха разрубали деревянные щиты мечников. А потом я потерял сознание и пришел в себя только тогда, когда вы вернулись в крепость.
— Вернулся, чтобы помочь вам, Олус! Мы добили часть оставшихся в живых солдат противника, а также взяли в плен одиннадцать
— Вернулся сюда с раной на боку, отправился в камеру, в которой провел ночь и потом просто ушел, так?
— Так, ваше благородие! — согласно кивнул Солер Длинный. На его лицо было тяжело смотреть без содрогания: рассеченная бровь, свернутая на бок скула и сломанный нос. Лицо отекло и налилось желто-лиловым цветом. — Я тогда, по глупости, снова поднялся на ноги, а он меня опять кулаком по роже. Силище в нем, ваше благородие, меня как ветром сдуло и сознание погасло.
— Значит так. Слушай меня внимательно! Никакой арестант на стороне наших стрелков не бился. Это был ты!
— Я?
— Ты! Или хочешь, чтобы тебя вздернули на виселице, как дезертира?
— Нет, господин лейтенант.
— Тогда слушай, что ты должен говорить, если тебя спросят об этом инциденте… — лейтенант, находясь в дежурке каземата наедине с Солером, около получаса объяснял ему, как героически вел себя его собеседник, защищая крепость. К концу рассказа, внушаемый Солер, даже в некоторой мере сам поверил в то, что ему рассказал Амадор Храбрый. — Так было на самом деле, и никто тебя кулаком по роже не бил, это травмы, полученные в бою. Понял?
— Понял, ваше благородие!
— Тогда расскажи мне, только кратко, что ты делал во время боя.
— Значит так, — принялся рассказывать Солер. — По приказу капрала я занял позицию на сторожевой башне и оттуда расстреливал солдат противника. У меня же очень сильные и длинные руки, поэтому я могу пустить стрелу дальше обычного стрелка. Затем, когда закончились стрелы, я кинулся на помощь капралу и вступил в рукопашную схватку, вооружившись двумя мечами. Я же обоерукий мечник.
— Ладно, сойдет.
— Погодите, господин лейтенант, а что мне делать, если кто-то попросит меня продемонстрировать, как я фехтую двумя мечами или как далеко и метко стреляю из лука?
— Проблема, — лейтенант задумчиво почесал в затылке. — Покажи свои ладони. Положи их на стол, что ты ими у меня перед лицом крутишь, — как только Солер Длинный опустил ладони на столешницу, Амадор резко вытащил из ножен кинжал и отрезал им два пальца на ладони ошарашенного стрелка.
— Ай-ай-ай, господин лейтенант, вы что, совсем с ума сошли? Как больно! — держась за поврежденную правою ладонь, завыл Солер.
— Терпи, — лейтенант смахнул мизинец и безымянный палец на пол и пинком отправил их в угол. — Крысы сожрут.
— За что, ваше благородие? — поскуливая, задал вопрос Солер. — Я же всегда служил вам верой и правдой.
— И впредь будешь, в качестве командира отряда стрелков. Как тебе такой размен, а?
— Я же теперь толком стрелять не смогу!
— Ты и раньше бестолково стрелял, — лейтенант подмигнул новоявленному капралу. — На вот, — он протянул ему кусок чистой материи, перевяжи руку.