Лучший полицейский детектив
Шрифт:
Молодая учительница английского языка Ирина Алексеевна Комова относила себя к авангардной, «продвинутой» части современной молодежи. Из области всех острых ощущений она не практиковала групповой секс и употребление тяжелых наркотиков — у нее просто то ли не хватало смелости эти вещи практиковать, то ли хватало благоразумия их не практиковать.
Попав на должность преподавателя средней школы в городе, где она училась в педагогическом институте иностранных языков, Ирина стала менее авангардной, менее «продвинутой» — положение обязывало.
Ей
За сорок с лишним лет, прошедших с момента выхода фильма с Тихоновым и Печерниковой, в обществе поменялось многое. Сейчас школьники избивали учителей и даже учительниц, причем, некоторые издевательства над педагогами снимали на свои мобильные телефоны.
Ирина Комова, учившаяся в провинциальной школе, правда, не наблюдала таких крайностей даже будучи ученицей старших классов. Но наглое поведение богатых соучеников и соучениц — «мажоров» и «мажорок» — она наблюдала очень часто.
В институте вместе с ней, конечно, учились дети достаточно богатых и высокопоставленных родителей — некоторые даже подкатывали на занятия на иномарках. Однако институт был не шибко престижным — кому охота напрягать в течение четырех с половиной лет мозги, заниматься зубрежкой только ради того, чтобы в лучшем случае стать преподавателем колледжа или лицея. Поэтому разделение студентов на касты отчетливый характер не носило.
Но попав преподавателем в школу, Комова поняла, что школа за прошедшие несколько лет здорово «продвинулась».
Поэтому относилась как к должному, например, к сомнительным комплиментам, которые отпускали ей десяти- и одиннадцатиклассники. Поэтому вовсе не удивлялась заголенным до невозможности, накрашенным, как дешевые шлюхи, и сверх меры надушенными дорогими духами десяти- и одиннадцатиклассницам.
В общем-то она, что называется, пришлась ко двору старшеклассникам и старшеклассницам. Старше их всего на несколько лет, говорящая на их языке — точнее, сленге. Модно и довольно смело одевающаяся.
Так что приглашение зайти в кабинет биологии восприняла безо всякого удивления — тем более, что передали ее две десятиклассницы. А уж исходило приглашение от особ мужского пола. Несколько удивило Комову только то, что кабинет оказался открытым — обычно на каникулы все кабинеты в школе запирались на ключ.
В кабинете, когда в него вошла Комова, уже находились шестеро школьников — две девушки и четверо юношей. Один из них, приложив палец к губам, на цыпочках подошел к двери и запер ее изнутри. На учительском столе лежало несколько больших листов бумаги, на листах стояли две бутылки шампанского, пластиковые стаканчики и раскрытая коробка конфет.
Один из юношей сразу стал открывать бутылку.
— Извольте отведать, Ирина Алексеевна, — другой юноша галантно протянул учительнице стаканчик…
— Я позже вспомнила, — рассказывала Комова, — стаканчики были не совсем прозрачными, слегка матовыми что ли. Так вот, мне показалось, что на дне стаканчика, который предназначался мне, еще до того, как в него стали наливать шампанское, была налита какая-то жидкость. Если бы этого всего не случилось, я бы и не вспомнила.
Да уж, случилось. «Это все».
Шампанское оказалось отменным на вкус — и вкус этот отличался от вкуса всех шампанских вин, которые Ирина пила раньше.
— Не абы что — «Моэт и Шандон», — сообщил виночерпий, едва Комова сделала первый глоток.
После первого стаканчика у Ирины слегка закружилась голова. После второго голова ее кружилась еще больше, но это было очень приятное чувство — словно теплая, ласковая морская волна укачивает.
А потом Комова поплыла уже едва ли не в прямом смысле слова…
Защитная система где-то в глубине ее сознания выдала сигнал: «Опасность!». И она очнулась — чтобы почувствовать руки, крепко держащие ее сзади за бедра. А сама она держалась руками за крышку стола. Взгляд ее с трудом фиксировал происходящее вокруг нее — все виделось искаженно и плыло, словно отражение в пленке мыльного пузыря. Но даже так Ирина смогла рассмотреть человека с видеокамерой, стоявшего в двух шагах от нее — сбоку. А еще она обнаружила, что одета в какой-то пиджачок, и белую сорочку, а на шее у нее болтается галстук. Подняла голову — увидела прямо перед лицом мужские гениталии. Наклонила голову вниз — увидела свои голые ноги.
И тут же почувствовала, что кто-то входит в нее сзади, грубо насилуя.
Ирина лягнула ногой наугад — попала, нет ли, но акт прервала. Оттолкнулась от стола, повернулась назад. Напротив нее, полностью обнаженный, стоял тот самый десятиклассник, который раньше предлагал ей отведать шампанского. Торчащий член не оставлял никаких сомнений в том, что ученичок собирался делать с «англичанкой» — да и начал уже делать. Багровое лицо юнца исказила гримаса боли. В следующее мгновенье он залепил Ирине оплеуху правой рукой. Удар был таким сильным, что она потеряла равновесие и едва не упала.
Двое подхватили ее, зажали, как в тиски, сильными руками — Ирина с ужасом поняла, что такой силе она противостоять не сможет.
Она закричала, но жесткая ладонь, больно ударив по губам, закрыла ей рот.
Пьяная одурь покидала тело, и Ирина, резко бросила голову назад, пытаясь ударить затылком в лицо одного из насильников. Кажется, ей удалось это — ладонь ослабила давление. Она опять закричала, но мощный удар в солнечное сплетение прервал дыхание, заставил согнуться. В глазах поплыли оранжевые и синие пятна.