Лукреция с Воробьевых гор
Шрифт:
С матерью было сложнее. Между нею и сыном постоянно вспыхивали ссоры. Лев Платонович трусливо уклонялся. Если Игорь упивался своими обидами, то Лев Платонович жил последние годы с чувством вины, поэтому потерял свой голос в семье.
Когда мы очутились на улице, Игорь сказал:
— Ну вот, со свекром ты уже наладила отношения. Остается такая малость — тетушки и маман. Старик обожает молоденьких девочек, студенток.
— Я приятно удивлена. Твой отец оказался нормальным человеком. — Я подчеркнула слово «нормальный» и с тех пор всегда брала Платоныча под
Игорь искоса на меня взглянул, но удержался от замечаний. Он был явно в благодушном настроении.
— Я рад, что мой папочка тебе понравился. Скоро их у тебя будет сразу два. Пойдем скорее домой, моя толстушка.
На этот раз я уклонилась от его губ.
— До свадьбы еще целых две недели. Я не решила, кого выбрать — тебя или Платоныча. Кажется, он мне больше нравится.
Иноземцев так рассердился, что толкнул меня в сугроб, к изумлению двух старушек, выгуливавших своих собачек. Сам толкнул, сам же и извлек из сугроба и ворчал, отряхивая мою шубу:
— Тебе и вправду нельзя давать спиртное, Лукреция. Ты становишься распущенной. Это еще мягко сказано о твоем неблагопристойном поведении. Но черт возьми, как мне нравятся распущенные женщины!
Мне совсем не запомнилась собственная свадьба. Может быть, потому, что все свадьбы в чем-то очень похожи: белые платья, ЗАГСы, шампанское, черные или светлые «Волги».
Вначале все было чопорно и натянуто, потом — шумно и сумбурно. В результате ничего не осталось, кроме пустоты и головной боли. Нам с Игорем хотелось, чтобы никаких свадеб и не было, только бракосочетание и маленькая студенческая пирушка у нас на квартире. Но предки и слышать не хотели об этом: все должно быть как у людей.
Мы приехали в какой-то унылый отдел актов гражданского состояния. Сейчас я не смогла бы его отыскать. Там вдоль стен терпеливо дожидались своей очереди несколько пар. Наш табор ввалился и внес оживление в кладбищенскую атмосферу этого заведения. Народ заулыбался и принялся с любопытством нас разглядывать.
— Ты посмотри только, какие невесты! Страшней атомной войны, — радостно ужаснулась Аська. — Ты здесь самая хорошенькая.
Невесты действительно все были как на подбор — старые и уродливые. О женихах вообще умолчу. На этом фоне даже я блистала. Окрутили нас так быстро, что я опомниться не успела. Мы снова высыпали на улицу к машинам. Вся моя группа, девчонки и Мишка, выглядели веселыми и оживленными. Друзья Игоря, как обычно, держались в сторонке, своей обособленной группкой.
Мои родители были чуть-чуть растерянными и испуганными. У Люськи на физиономии стойко держалось выражение покорности судьбе. Свекруха принимала соболезнования. Лев Платонович беззаботно болтал с моими родичами. Я ему очень благодарна за это. Все-таки он оказался не только нормальным, но и по-настоящему воспитанным человеком, всеми силами старался поддержать дружелюбный тон в отношениях с новой родней. Полина Сергеевна и не пыталась. Ее вымученная, ледяная любезность была почти оскорбительна.
Вначале Лев Платонович распорядился отвезти
Вскоре мы отправились к себе на квартиру, где мои подружки тоже сооружали праздничный стол. Старики оставались тихо и чинно досиживать вечер. Родителей я смело оставила на Люсю, зная, что она не даст их в обиду.
— Мне все ясно! — подвела итоги сестра, сурово сжав губы.
Я только вздохнула в ответ: родню не выбирают, к тому же мне с ними не жить.
— Какая унылая и безрадостная у меня свадьба, Лен, — не удержалась я, чтобы не пожаловаться по дороге Мезенцевой.
— У меня была точно такая же! — успокоила она меня. — Мне кажется, свадьбы иными не бывают.
Зато еще на площадке нашей квартиры мы услышали шум празднества. Они даже не сочли нужным дождаться нас. Открыв дверь, мы перепугались — дым коромыслом! Игорь слегка поморщился, но ничем не выказал недовольства.
— Ну вот, ты хотела веселья и получила его, — не без ехидства заметила Мезенцева.
У нас в общежитии любили вечеринки до утра и умели расслабляться. Я не умела и поэтому редко принимала участие в тусовках. Когда все до капли выпивали и съедали, а затем снаряжали гонцов куда-нибудь к трем вокзалам, когда после полуночи заканчивались сигареты и извлекали бычки чуть ли не из помойного ведра, я испытывала только усталость и скуку.
Но собственная свадьба — совсем другое дело. Можно и потерпеть. Тем более, что часам к девяти, проводив родителей на вокзал, явилась Люська с женихом и с порога воскликнула:
— Вот это совсем другое дело. Хотя бы попляшу на свадьбе у родной сестры.
Я тоже плясала, сбросив в ванной платье из белого шифона и переодевшись в другое, поскромнее. И конечно, посылали гонцов к трем вокзалам и клянчили сигареты у соседей. Потом к нам с удовольствием присоединились соседи, очень симпатичная молодая пара.
Веселье наше было бесшабашным, но не безобразным. И главное, искренним. К часу ночи мы с трудом выпроводили гостей. Хорошо, что со своими можно было не церемониться. Они уехали догуливать в общежитие. У меня хватило сил умыться, доползти до кровати. И тут я провалилась в глубокую черную яму.
Очнулась далеко не ранним утром. На краю постели сидел грустный Иноземцев и смотрел на меня.
— Ты проспала, как сурок, свою первую брачную ночь. Тебе не стыдно?
— Стыдно, очень стыдно, Игоряша! Но я была так измучена. Они меня уходили.
Мы долго сидели, обнявшись, и смотрели на разгромленную комнату, груды грязной посуды. Девчонки предлагали помощь, но я отказалась. Если они вернутся под предлогом помощи, свадьба затянутся еще на день. А мне хотелось одиночества. Больше никого не впущу в наш дом, решила я. Никаких вечеринок. Теперь это наша с Игоряшей крепость. Так во мне сказалась кровь моей прабабки-староверки из Шарьи.