Луна доктора Фауста
Шрифт:
– Отряд требует немедленного возвращения в Коро. Гуттен в изумлении спросил:
– С какой стати?
– Нам надоели все эти бесконечные мытарства, мы устали. Мы больше не верим в Эльдорадо. Десять лет морочат нам голову этой проклятой басней. Нет здесь никакого золота, и серебра нет, и вообще ни черта, кроме бешеных индейцев, ядовитых змей да топких трясин!
– А что вы скажете, если узнаете, что сегодня ночью я побывал там?
Лимпиас надменно вздернул подбородок:
– Скажу, что вы или спятили, или лжете
– Выбирайте-ка выражения, маэсе! – одернул его Кинкосес, взявшись за шпагу.
– Да я вовсе не собирался оскорблять сеньора губернатора, – овладев собой, отвечал Лимпиас. – Дон Филипп желал получить мой ответ, вот я и ответил без околичностей и недомолвок, прямо и честно, как и подобает истинному кастильцу.
Священник догнал уходившего Гуттена и зашептал ему:
– Ну, разве не предупреждал я вас? Никому не рассказывайте о своем приключении, а не то вас и вправду объявят безумцем, ибо нет способа верней опорочить достойного человека.
– Хорошо, но как быть с золотой пыльцой, покрывающей меня с головы до пят?
– Забудьте о ней! – торопливо проговорил священник. – Скажу вам одно: если не удовлетворите требование своих людей, будете смещены или убиты!
Через два дня остатки воинства, четыре с лишним года назад вышедшего из Коро, двинулись в обратный путь. Им предстояло пройти полтысячи лиг. Был канун Богоявления 1545 года. Миновав селение Санта-Мария-де-Льянос, отряд присоединился к тем тремстам испанцам, которые из боязни или по болезни отказались в свое время идти в страну омагуа. Гуттен не сдавался, он уговаривал, убеждал и прельщал, он показывал свое изумрудное ожерелье, он строил радужные планы:
– Мы с Вельзером отдадим вам все наше состояние. Я покорю омагуа и воздвигну там четыре города. Я поселюсь в Баварии и возьму с собой лучших солдат.
Но испанцы отвечали ему насмешками и издевками. А Педро Лимпиас уже не втихомолку, но в полный голос позволял себе говорить:
– Он такой же полоумный, как Спира и все остальные немцы. Дурни мы будем, если развесим уши!
Двигались медленно, каждый шаг давался с трудом. Солдаты еле брели, бросая арбалеты, аркебузы, щиты. Неожиданно появился перед ними лесок с густой листвой – тот самый, где они зимовали три года назад.
– Здесь остановимся, – велел Гуттен. – Отдохнем и подкормимся, благо дичи вокруг пропасть.
Солдаты в изнеможении опустились на землю. Лишь Гуттен и Лимпиас, скрестив взгляды, словно клинки, остались на ногах.
Только наутро, после целого дня отдыха, после того, как зажарили и съели трех антилоп, повеселели и приободрились участники экспедиции. Кто-то запел, двое засвистали в такт, еще четверо рассмеялись. Гуттен благодушно изрек:
– Вот чего нам так не хватало – хорошего места для отдыха.
Тотчас прозвучал в ответ сварливый голос Лимпиаса:
– Я, к примеру, нисколько не устал и готов хоть сейчас идти
Все взгляды обратились на него, а он, на мгновение смутившись, тоном более требовательным, чем дозволяли приличия, спросил:
– Почему вы не пустите меня с двумя десятками людей вперед?
– Что ж, прекрасно, – сейчас же ответил Гуттен, просияв при одной мысли, что Лимпиас перестанет мозолить ему глаза, – можете идти, когда захотите.
– Я чувствую в себе довольно сил, чтобы тоже идти в передовом дозоре, – к удивлению Филиппа, сказал Вельзер.
Лимпиас в бешенстве повернулся к юному Варфоломею, а Гуттен подумал: «Он сумеет удержать их, если они вздумают дезертировать».
– Ладно, – после недолгого молчания сказал он вслух, – я позволяю капитану Вельзеру возглавить авангард и возлагаю на него всю ответственность.
По свирепому лицу Лимпиаса скользнула какая-то странная гримаса.
Через два часа он и Вельзер во главе маленького отряда, в составе которого были Диего де Монтес, Санчо Брисеньо, Дамиан де Барриос, Алонсо Пачеко, вышли из лагеря по направлению к Коро. Гуттен приказал им набрать в городе новое войско и поджидать экспедицию в Баркисимето.
– Вы совершили непростительную ошибку, отправив мальчика с Лимпиасом. Крепко помолитесь, чтобы небеса охранили его, – сказал Тудела.
Две недели спустя отправилось в путь и ядро отряда: каждый шаг давался с трудом, и снова поперек седел лежали больные и обессилевшие.
– Эдак мы никогда не доберемся, – с тревогой сказал Кинкосесу Филипп. – Думаю, мне стоит последовать примеру Лимпиаса, а вы с остальными пойдете следом.
– Разумно, – отвечал тот, сморщившись, как от кислого. – Из-за больных мы двигаемся не проворней похоронной процессии. Впрочем, если вдуматься, мы и есть похоронная процессия.
Гуттен с десятком всадников вступил в пределы Акаригуа.
– Глядите, ваша милость: на дереве вырезан крест! – воскликнул один из солдат.
– Надо думать, где-то нас дожидается весточка, – отвечал Филипп и, пошарив в дупле, достал письмо.
«Хуан де Вильегас на протяжении четырех дней дожидался здесь Филиппа фон Гуттена, но не дождался и направился в Эль-Токуйо».
– Замечательно! – обрадовался Филипп. – Теперь мы совсем неподалеку от людей из Коро. Поспешим к ним навстречу.
– А как быть с отставшими? – спросил падре Тудела. – Если мы направим их в Эль-Токуйо, то еще больше оторвемся от них.
– Вы правы, падре, – немного подумав, согласился Филипп. – Оставайтесь здесь с пятерыми солдатами, ждите Кинкосеса и прикажите ему следовать к Баркисимето и стать там лагерем до моего возвращения. Я тем временем съезжу перемолвиться словом с Вильегасом.
Через два дня он прибыл в Баркисимето – место, славное тенистыми раскидистыми сейбами и обилием дичи. Еще издали увидел он столб густого синеватого дыма.