Луна и солнце

Макинтайр Вонда Нил

— …во время вскрытия морской твари!

— Для проведения вскрытия довольно и одного препаратора, сударь.

Ив говорил запросто, без обиняков, ибо не догадывался об интересах и тайных амбициях Шартра. Натурфилософу, обладающему его эрудицией, ни к чему был неопытный ассистент.

— Человеку вашего положения, — напустилась мадам на Шартра, — не пристало рыться в рыбьей требухе.

— Мадам совершенно права, — изящно поклонившись, поддержал ее Ив. — Если бы я проводил обыкновенное вскрытие, то мог бы доверить

его подчиненному и ограничиться лишь указаниями. Но в присутствии его величества… — он почтительно развел руками, — я обязан провести вскрытие самостоятельно.

— Неужели вы не хотите, чтобы я послужил королю, матушка? — язвительно спросил Шартр у мадам.

— Да, но так, чтобы не уронить своего высокого титула.

— Не знаю, понадобится ли мне еще один помощник, месье де Шартр, — быстро сказал Ив. — Вы научитесь большему, просто наблюдая и изучая записи и рисунки… — Внезапно Ив оживился. — А вы умеете рисовать?

У Мари-Жозеф перехватило дыхание.

«Он решил наказать меня, — пронеслось у нее в голове, — поручив мои обязанности Шартру».

— Да! — воскликнул Шартр. — То есть… Я хотел сказать… Немного.

Встретившись глазами с неодобрительным взором матери, он совсем смешался:

— Я хотел сказать… плохо.

— Он хотел сказать, что нет. И покончим с этим.

Испытывая немалое облегчение, но одновременно жалея молодого герцога, Мари-Жозеф бросила на него сочувственный взгляд, а на мадам — благодарный. Но Шартр в ответ нахмурился, покосившись на нее невидящим глазом, а мадам и не догадывалась, что спасла Мари-Жозеф.

Лоррен, глядевший куда-то за спину Мари-Жозеф, внезапно поклонился.

В их тесный круг, блистая в своих усеянных бриллиантами корсажах, как хрустальные люстры, ворвались герцогиня Шартрская и мадемуазель д’Арманьяк. Мадам де Шартр в ответ на поклон Лоррена лишь пренебрежительно махнула рукой.

— Добрый вечер, батюшка, — поздоровалась мадам Люцифер с месье. — Добрый вечер, матушка.

— Добрый вечер, мадам де Шартр, — поприветствовал ее месье. — Здравствуйте, мадемуазель д’Арманьяк.

Мадам, ее свекровь, вежливо, но чрезвычайно холодно кивнула. Мадам де Шартр сделала вид, что не замечает мужа; он в свою очередь демонстративно не смотрел в ее сторону, потягивая вино. Мадемуазель д’Арманьяк взглянула на Шартра из-за края веера и, встретившись с ним глазами, кокетливо потупилась, нимало не смущаясь присутствием своей подруги мадам де Шартр.

«Интересно, каково это, — думала Мари-Жозеф, — расти, как мадемуазель де Блуа, когда никого не можешь назвать матерью и отцом, ведь не могла же мадам Люцифер обращаться к его величеству „папа“?» Детей мадам де Монтеспан воспитала мадам де Ментенон, а когда мадам де Монтеспан отправили в изгнание, они во второй раз лишились родной матери.

Ходили слухи, что мадам де Ментенон любит незаконнорожденных детей его величества

как своих и ревностно блюдет их интересы. Она нашла им блестящие партии, куда лучше, чем они могли мечтать. Женив и выдав их замуж за людей, занимающих более высокое положение в обществе, она нанесла оскорбление многим и многим придворным, не в последнюю очередь мадам.

— Мы пришли похитить отца де ла Круа, — объявила мадам Люцифер, — все дамы просто сгорают от нетерпения его увидеть.

Они с мадемуазель д’Арманьяк увлекли Ива за собой, и все вместе исчезли в толпе.

— Они ведут себя как уличные девки, — пробормотала мадам. — Предостерегите брата, мадемуазель де ла Круа, как бы он не нарушил своих обетов.

— Мой брат никогда не нарушит обетов, мадам! — уверила ее Мари-Жозеф. — Он не способен на такое!

— И никогда не поддастся никакому искушению? — спросил месье.

— Никакому, месье.

— А что же со вскрытием? — осведомился Шартр. — Когда оно будет возобновлено?

— Не знаю, — ответила Мари-Жозеф, — когда пожелает его величество.

— Мой августейший дядюшка будет откладывать до тех пор, пока эта тварь совсем не сгниет, — с отвращением процедил Шартр.

Хотя Мари-Жозеф в свое время говорила так же, а сейчас опасалась того же, она сочла разумным сменить тему.

— Сударь, я написала минхеру ван Левенгуку, умоляя его продать один микроскоп. Говорят, что его линзы не имеют себе равных.

— Левенгуку? — удивился Шартр. — Уж лучше бы вы купили настоящий французский микроскоп со сложными линзами. Мадемуазель де ла Круа, у вас такие чудесные глаза, неужели вам не жаль испортить их, сидя за хитроумным прибором Левенгука?

— Который ему придется ввозить во Францию контрабандой, — вставил Лоррен, — а то еще оставит себе деньги и ничего вам не пришлет.

— Ввозить контрабандой, сударь?

— Возможно, он завернет его в листки с непристойными лубочными картинками, — предположил месье, — и так за один прием ввезет два рода контрабанды сразу.

Лоррен рассмеялся.

— Ведь мы же сейчас в состоянии войны с голландцами, мадемуазель де ла Круа, — напомнила мадам.

— Достаточно одной маленькой кампании следующим летом, чтобы положить этому конец, — провозгласил Шартр.

— Не надейтесь, что вам снова поручат командование! — обнадежил его месье.

— Но кавалерия под моим началом одержала победу!

— А напрасно, вот это было совершенно ни к чему!

— Натурфилософия может сделать войну ненужной и положить ей конец, — в наступившей тишине робко произнесла Мари-Жозеф.

— Ну разумеется! — поддержал ее Шартр.

— Положить конец войне могут дипломаты месье де Кретьена, — сказал Лоррен, — беспрепятственно пересекающие границы.

— Поэтому, без сомнения, — заключил месье, — вы получите свой микро… как его там.