Луна Израиля
Шрифт:
Долго и серьезно она смотрела на него, а потом, оглянувшись, чтобы удостовериться, что вокруг никого нет, прижала его к груди и трижды страстно поцеловала, шепча – не знаю что – между поцелуями. Пелена спала с моих глаз, и я понял, что она любит Сети, и – о! – как я благодарил моего бога-хранителя, который избавил меня от ненужного позора.
Я стер холодный пот со лба и хотел бежать без лишних слов, как вдруг, подняв глаза, увидел стоящего позади Мерапи человека, который наблюдал за тем, как она снова прикрепляла скарабея к платью.
– Что это за драгоценность, госпожа, которой ты так восхищаешься и так дорожишь? – спросил Сети своим неторопливым голосом, так часто скрывающим намек на улыбку.
Она слегка вскрикнула и, вскочив со скамьи, увидела его.
– О принц, – воскликнула она, – прости твою служанку! Я сидела здесь, в прохладе, как ты позволил мне, а луна так ярко светит, что я – мне хотелось узнать, смогу ли я при се свете прочесть надпись на этом скарабее.
Никогда еще, подумал я про себя, я не знал никого, кто бы читал устами, говоря по правде, она прежде воспользовалась глазами.
– И как, госпожа? Позволишь и мне попробовать?
Очень медленно и краснея так, что даже при луне можно было заметить вспыхнувший на ее щеках румянец, она снова сняла с платья застежку и протянула ему.
– Право, мне кажется, я ее узнаю? Не мог я видеть ее раньше? – спросил он.
– Может быть. Она была на мне в ту ночь в храме, ваше высочество.
– Ты не должна называть меня высочеством, госпожа. Я больше не имею никаких титулов в Египте.
– Знаю – из-за моих… моего народа. О! Это было благородно.
– Но этот скарабей, – сказал он, как бы отмахнувшись жестом от ее слов, – право же, это тот самый, который скрепил повязку на твоей ране – о, много-много дней назад.
– Да, тот самый, – подтвердила она, потупившись.
– Я так и подумал. И когда я дал его тебе, я сказал несколько слов, показавшихся мне в то время очень уместными. Помнишь, что я сказал? Я забыл. Или ты тоже забыла?
– Да – то есть – нет. Ты сказал, что теперь у меня под пятой весь Египет, – имея в виду царский девиз на скарабее.
– А, теперь и я вспомнил. Как верна и, однако, как ложна эта шутка или это пророчество.
– Как может что-то одновременно быть и истинным, и ложным, принц?
– Я мог бы очень легко доказать тебе это, но это заняло бы целый час, если не больше, так что отложим до следующего раза. Этот скарабей – жалкая вещица, верни его мне и ты получишь что-нибудь более ценное. А хочешь этот перстень с печаткой? Поскольку я уже не принц Египта, он мне не нужен.
– Возьми скарабея, принц, он твой. Но я не возьму это кольцо, потому что…
– …мне не нужно, а ты не хотела бы иметь то, что не
– Нет, принц, – потому что твое царское кольцо слишком велико для того, кто так мал.
– Как ты можешь знать, пока ты его не померила? Кроме того, этот недостаток можно исправить.
Тут он засмеялся и она тоже засмеялась, но кольца все-таки не взяла.
– Ты видела Ану? – продолжал он. – Мне кажется, он пошел тебя искать и так спешил, что едва закончил свой доклад.
– Он так и сказал?
– Нет, но у него был такой вид. Настолько, что я сам предложил ему идти не мешкая. Он сказал, что хочет отдохнуть после долгого путешествия, – или, может быть, это я велел ему пойти отдохнуть. Я забыл. Да и как не забыть в такую прекрасную ночь, когда совсем другие мысли приходят в голову.
– Зачем Ана хотел меня видеть, принц?
– Откуда я знаю? Почему человек, который еще молод, хочет видеть милую и красивую женщину? О, вспомнил! Он встретил в Танисе твоего дядю, который спросил его о твоем здоровье. Может быть, поэтому он и хотел тебя видеть.
– Я не хочу слышать о моем дяде в Танисе. Он напоминает мне о слишком многих вещах, которые причиняют боль, а бывают ночи, когда хочется забыть о боли, – она и так возвращается утром.
– Ты по-прежнему полна решимости не возвращаться к своим? – спросил он более серьезно.
– Конечно. О, не говори, что ты отправишь меня обратно…
– …к Лейбэну, госпожа?
– В том числе и к Лейбэну. Вспомни, принц, ведь на мне проклятие. Если я вернусь в Гошен, то так или иначе, рано или поздно, но я умру.
– Ана говорит, что, как сказал твой дядя Джейбиз, тот сумасшедший, который пытался убить тебя, не имел права тебя проклинать, тем более убивать. Спроси у Аны, он все тебе расскажет.
– Все же проклятие остается и в конце концов раздавит меня. Как же мне, одинокой женщине, противостоять мощи народа Израиля и его жрецов?
– Разве ты одинока?
– Как же может быть иначе с тем, кто вне закона?
– Ты права. Я знаю это, я ведь тоже отверженный.
– По крайней мере есть ее высочество, твоя жена, которая несомненно приедет, чтобы утешить тебя, – сказала она, опустив глаза.
– Ее высочество не приедет. Если бы ты видела Ану, он бы, возможно, сказал тебе, что она поклялась никогда не смотреть мне в лицо, если над ним не засияет корона.
– О, как может женщина быть столь жестокой! Ведь этот удар должно быть поразил тебя в самое сердце, – воскликнула она с невольным выражением жалости.
– Ее высочество не только женщина, она принцесса Египта, а это большая разница. Вообще мне, конечно, очень больно, что моя сестра покинула меня ради того, что она любит больше всего, – власти и величия. Но такова истина – разве что Ане все приснилось. Так что мы, как видишь, в одинаковом положении, оба отверженные, ты и я – разве не так?