Луна, луна, скройся!
Шрифт:
— Если он с нами не заговорит, просто пойдём за ним.
— Как скажешь.
Он, наконец, отпускает мой подбородок и снова хватает за руку. Почти сразу над моим ухом раздаётся знакомый баритон:
— Добрый день, молодые люди. Не подскажете, как доехать до Площади Седьмого Марта?
Я оборачиваюсь:
— Если пройдёте вон туда, там автобусная остановка. Через площадь едет любой, кроме сорок седьмого.
— Благодарю, — Батори слегка кивает нам и удаляется в указанном направлении, насвистывая под нос. Я поворачиваюсь
Мы немного выжидаем и тоже едем на площадь.
У памятника Матери Галиции я растерянно останавливаюсь.
— Сожри меня многорогий, я была уверена, что он ждёт нас здесь…
Вокруг памятника довольно много людей, но ни один из них и отдалённо не напоминает Батори.
— Центр площади — слишком просто, — возражает Кристо. — Здесь есть какой-нибудь ресторан или магазин с названием «Лили»?
— Почему «Лили»?!
— Твой Батори насвистывал «Красотку Лили», когда отошёл от нас.
— Точно?
— Да. Ты разве не слышала?
— Не прислушивалась. Тогда нам в «Сегед».
— Почему в Сегед?
— Потому что здесь нет «Данко Пишты», только «Сегед».
— Ясно.
Всё так же держась за руки и очень радостно улыбаясь, мы обходим площадь и заходим в «Сегед» — ресторанчик венгерской кухни. Он располагается в подвальном помещении, там полутемно, но очень уютно. На стенах висят фотографии городских достопримечательностей. В зале сидят две девушки офисного вида, и только. Мы усаживаемся за столик под фотографией памятника Данко и заказываем кофе. Пожилой официант смотрит на нас с хорошей улыбкой — должно быть, мы затронули в нём романтическую жилку.
— Он точно насвистывал «Красотку Лили»? — нервно спрашиваю я.
— Крест могу целовать.
— Ладно. Тогда подождём. Полчасика, не больше.
Кристо скидывает капюшон, я, помедлив, тоже. Пить кофе в капюшоне ещё подозрительней, чем сверкая серебристыми волосами. Надо было, наверное, накраситься: правильно наложенный макияж сильно изменяет внешность, смещая акценты. Но увы, косметику я из дома не брала.
Мы успеваем выпить по две чашки кофе и заказать к третьей по штрудельку, когда Батори, наконец, появляется в зале. Он сразу подсаживается за наш столик, на один диванчик со мной.
— Кофе с мороженым, — просит он официанта. — Лили, что сначала, мои рассказы или ваши вопросы?
— Вопросы.
— Тогда минуточку, мне принесут заказ… Если допрос, так хотя бы в удобстве и приятности.
Пока мы ждём, я собираюсь с мыслями.
— Отвечайте на галицийском. Прежде всего… что за идиотские расспросы вы устроили моему родственничку? Что это означает?
Если Кристо и напрягается, выпав из разговора, он ничем это не показывает. Опустив ресницы, пристально смотрит в свою чашку.
— Это означает не более того, что это значит. Я просто поинтересовался, умеет ли он танцевать.
— А также девственник ли он.
— Ну да.
— Батори,
— Лилиана! Насколько я знаю, вы не дура. Следовательно! Могли бы догадаться, что не обязательно услышать ответ на свой вопрос, чтобы узнать его. Иногда достаточно реакции человека — она скажет всё. Не вижу никакого резона тянуть с добычей информации, если могу получить её сейчас же.
Ага, а вот с выдачей сведений у него ровно обратный принцип. Я ведь так до сих пор и не знаю, в каком таком ритуале Батори предполагает моё участие. А также, может быть, участие Кристо. Я интересуюсь:
— И каков ответ на ваш вопрос? Мой кузен вам подходит?
— Лили, вам не кажется, что эти сведения слишком личные, чтобы распространять их без ведома обсуждаемой стороны? В конце концов, если вас это так волнует, спросите его сами. Он сидит прямо напротив вас.
Упырь тычет в сторону Кристо ложечкой, и тот вопросительно взглядывает на нас.
— Ладно. Другой вопрос. Почему убийства «волчиц» в Пшемысле произошли именно тогда, когда вы были в городе, а убийство во Львове — тоже в момент, когда вы там находились?
Батори улыбается.
— Я бы не взял вас на работу следователем, Лили. Вы не умеете собирать данные косвенно и расставлять ловушки подозреваемым. Я вот сейчас скажу: совпадение. И что тогда?
— Я вам не поверю.
— И правильно сделаете.
Я чувствую, как от моего лица отливает кровь, и нащупываю в кармане рукоять «шила».
— Некоторым образом это началось из-за меня и вас. Кто-то слишком рано узнал о наших отношениях и слишком рано всё понял. Эти люди пытаются вычислить и… устранить вас. А это значит, обряд надо провести так скоро, как это будет возможно. Тогда мы будем вне опасности.
— Минутку… Стойте. Эти упыри охотятся за мной? Лично — за мной?
— Именно так.
— Потому, что я подхожу для этого вашего ритуала?
— Да.
— Так мне выгоднее тогда перестать для него подходить, а?
Очень простой выход. Но я не уверена, что решусь на него. Лишиться невинности вне брака — всё равно как… добровольно заразиться проказой или сифилисом. Сама мысль об этом внушает мне отвращение. С другой стороны, мысль о смерти вызывает у меня гораздо более печальные чувства.
— Во-первых, вам ещё надо будет как-то донести до них весть о том, что вы больше не подходите. Так донести, чтобы поверили. Как вы себе это представляете? Во-вторых, не факт, что они остановят охоту. Возможно, они решат, что им безопасней убивать всех нетронутых «волчиц», досягаемых мне географически, и я не думаю, что они будут проводить предварительный осмотр, выясняя, действительно ли они нетронутые или им показалось.