Луна, луна, скройся!
Шрифт:
– А я одно помню.
– Да? Я, конечно, не девушка, но ради такого момента послушаю.
– Если тебя не смутит, что оно про младенца Иисуса и Вифлеемскую звезду…
– Ой. Такого стихотворения я бы ещё полгодика подождал, пожалуй.
Часам к восьми утра мы подходим к дому Рани. После всех этих вальсов и фонариков на деревьях у меня мечтательное настроение, и я мурлычу под нос.
– Прекрати сейчас же, — неожиданно зло требует Кристо.
– Ты чего?
– Эта песня! Эту «Луну» сочинили не иначе, как тайнокнижники. Мало того, что она липнет, так ты ещё и с ума от неё сходишь. Не могу её слышать!
–
Кузен не находит нужным отвечать. Впрочем, вечером он ведёт себя кротко, как овечка. Когда мы заходим на бульвар, минуты на две исчезает и возвращается с букетом крупных лиловых фиалок:
– Вот… извини за резкость.
– Какая прелесть! Что же я буду с ними делать?
– Пирожных напеки. Варенье ещё, говорят, можно сварить или конфеты сделать. Я верю в твоё кулинарное чутьё, так что… поступай с ними как знаешь.
Я смеюсь. Пару цветочков из букетика я засовываю в нагрудный карман его чёрной рубашки — за неимением петлицы. А вот куда девать остальные…
– Дай сюда, — говорит он. Вынимает ещё фиалку и, заправив мне волосы за левое ухо, осторожно вводит под них стебелёк. — Ну вот, половину пристроили.
Его пальцы всё ещё на моих волосах. Он смотрит на меня с совершенно непонятным выражением лица и вдруг наклоняется. Прежде, чем я соображаю, что он собирается делать, его губы касаются моих. Поцелуй длится… нисколько он не длится, мягкое, лёгкое, почти мимолётное прикосновение — Кристо тут же выпрямляется и даже отступает.
– Ты чего?!
– Так. Момента ради.
– Не делай этого больше.
– Ладно.
Я отбираю остатки букета и просто кидаю их в урну.
– Я опять тебе настроение испортил?
– Нет. Только не делай так больше, и всё.
– Не буду.
Некоторое время мы молча бродим по бульвару. Потом Кристо спрашивает:
– Но танцевать ведь можно, да?
– Танцевать — можно.
– Тогда пойдём! Здесь в тысячу два раза интереснее, чем в клубах.
– Истинная правда. Хотя бы потому, что мы здесь танцуем не для маскировки, а сами для себя.
– Ага.
Мы идём к танцплощадке, и танцуем вальс, а потом польку и чардаш. Пока звучит мазурка, мы отходим к одной из скамеечек.
– Знаешь, что? — говорит вдруг Кристо. Мне почему-то кажется, что он хочет вернуться к вопросу с поцелуем, и я напрягаюсь:
– Что?
– Очень хорошо, что мы едем в Прагу. Я сегодня днём думал-думал и понял, где мы можем разузнать об этом ритуале, для которого тебя Батори готовит. У еврейских тайнокнижников!
– У каббалистов, что ли? Наслышана. Так они только ерунду всякую высчитывают, что они могут знать о вампирских ритуалах?
– Да нет, я о… ну, в общем, есть такие люди среди евреев, которые всяким волшебством интересуются и собирают информацию со всего мира.
— Еврейские тайнокнижники — это же всего лишь легенда.
— Ага, как и вампиры. Я тебе говорю — такие люди есть, просто ты этого мира не знаешь. А поскольку еврейские маги знают о «волках» и вампирах — может, и о вампирской магии тоже. В Праге их целый район. Только тогда нам стоит в воскресенье встретиться с кем-то из упырей от Батори. Что-то мне подсказывает, что такие сведения забесплатно не выдают.
–
В ходе кратких переговоров Ирма достаёт из сумочки кошелёк и отдаёт мне. Я открываю: в нём крупная сумма наличными. Пытаюсь вытащить банкноты, но Надь останавливает:
– Этот кошелёк приготовлен специально для вас. Просто берите.
Я благодарю и возвращаюсь к кузену.
– Может, всё-таки попробуем танго? — Кристо жадно смотрит на танцплощадку.
– Да я его в жизни не танцевала.
– Я тоже. Но мы его за две ночи уже двести раз посмотрели. Уж как-нибудь да повторим! Скучно так сидеть-то.
– Пригласи упыриху, она его точно танцует.
Я была уверена, что Кристо, по своему обыкновению, нахохлится, но он легко поднимается и подходит к госпоже Надь. Лёгкий поклон, движение губ — мне не слышен их разговор, но я вижу его результаты — вампирша и мой подопечный рука об руку выходят на танцпол и начинают вышагивать на напружиненных ногах. Надь вертит бёдрами, оплетает Кристо ногой, выгибается и извивается — никогда не видела более непристойного танца… и более красивого. Вампирша Батори и мой «волчонок» действительно хорошо смотрятся вместе, оба стройные, гибкие, упругие в движениях. На них засматриваются и другие зрители; когда музыка утихает, им аплодируют. Кристо и Надь синхронно кланяются и расходятся. Распорядитель объявляет очередной вальс. Кузен подходит ко мне с вытянутой рукой, готовой принять мою ладонь. Я подаюсь навстречу с внутренним сопротивлением: моё отвращение к его близости, отступившее было в Югославии, снова вернулось. Но мне неловко показать это, и вот — я уже кружусь в его полуобъятьи: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Его смуглое лицо сосредоточенно, брови почти сошлись над переносицей, губы крепко сжаты. Он ловит мой взгляд.
– У тебя что-то болит? — спрашивает Кристо, когда мы возвращаемся на скамейку.
– Да нет… почему?
– Ты такая напряжённая…
– Это ноги… после Вуковара. Иногда побаливают, — вру я. — Принеси мне мороженого. Только в рожке.
– Сейчас.
Я ем мороженое и вяло гляжу на танцующих.
– Может быть, ты хочешь в ресторан? — предлагает Кристо. — Мы можем найти местечко потише.
– Лучше в кино.
– Сейчас. Я спрошу кого-нибудь…
Кузен снова исчезает. На этот раз его нет довольно долго: минут пятнадцать. Когда он возвращается, я вижу, что фиалок в кармане его рубашки больше нет, а губы у него вспухли. Он садится рядом, и меня обдаёт запахом женских духов.
– Ну смотри, тут есть рядом целых три кинотеатра. В одном крутят авторское кино, во-втором — старые фильмы, третий — обычный.
– Никуда я не хочу. Отойди от меня. Меня сейчас стошнит от этой вони.
– Какой? Ты чего?
– От тебя вампиршей воняет. Мерзейший парфюм. Кстати же, губы оботри. А ещё лучше — мороженого съешь, а то они у тебя кричат: ребята, я тут только что в кустах с одной тёлкой баловался.
Кристо вскакивает на ноги.
– Да что вы, бабы, за существа такие! Одна чуть не с задранным подолом лезет, насилу отбиваюсь, другая истерики закатывает — интересно ей, с кем я где баловался! Ты просто уже на ровном месте находишь, к чему придраться!