Луна над Лионеей
Шрифт:
– Завтра я буду в Москве, – сказала она. – Ждите.
16
Стулья в королевском кабинете были поразительно неудобные, вероятно, унаследованные от тех давних и безусловно диких времен, когда сама идея сидеть в присутствии королевской особы была покушением на основы миропорядка; отсюда и предназначение этого рода мебели – всего лишь заполнять пространство и радовать глаз, но уж никак не дарить комфорт чьим-то ягодицам сомнительного происхождения. Если бы Настя чувствовала себя посвободнее, она могла бы запрыгнуть на подоконник, но свободной она сейчас себя не чувствовала. В том числе и по причине присутствия в кабинете
Сейчас Фишер стоял у окна и держал в руке тонкую папку, которая, исходя из Настиного опыта, обладала практически теми же свойствами, что и шляпа фокусника – оттуда могло явиться все, что угодно, правда, не во плоти, но в виде распоряжений, отчетов, заявлений, сообщений, справок и тому подобных актов унылой бюрократической магии.
Рыцарь-администратор никак не отреагировал на появление Насти и Смайли, король Утер тоже не шевелился, и если бы не ерзающая на краю неудобного стула Амбер, можно было подумать, что комнату населяют изваяния короля и главы его администрации в натуральную величину. Но Смайли такие мысли были неведомы, он прошел к свободному стулу и довольно ловко на него вскарабкался, потом поправил пиджак и выжидательно посмотрел на короля.
– Итак, – сказал Фишер, словно пробужденный этим взглядом от сна. – Можем начинать, ваше величество…
– Да, – сказал Утер и медленно провел ладонью по лицу. – Сейчас я начну. Сейчас…
Произнеся это, он замолчал, и это молчание длилось слишком долго для небольшой комнаты, где находятся четверо людей и один гном, причем все они знают ту шокирующую истину, которую им собирается открыть король Утер.
Ну или почти все.
Потом король все-таки решается, но начинает он издали. Или нет, не издали, но…
Фишер изложил бы все это за тридцать секунд. Король Утер говорит раз в десять дольше, отягощая информацию посторонними эмоциями.
– Вчера, – говорит король Утер Андерсон. – Вчера я был счастлив. Вчера я видел, как огни Лионеи сияли ярче, чем когда-либо на моей памяти. Я видел свадьбу моего сына Дениса, наследника лионейского престола. Я видел Дениса и его прекрасную невесту, они шли по ступеням королевского дворца, их путь был усыпан лепестками роз, как того требует обычай, и я словно увидел будущее Лионеи, и оно было великолепно. Я подумал, что наконец-то все становится на свои места. Все напасти и тревоги, пережитые нами в последние годы, уходят прочь. Наши друзья по-прежнему с нами, а враги не смеют заявить о себе. Мир, основы которого были заложены столетия назад моим предком, Томасом Андерсоном, будет сохранен. Но это было вчера. А сегодня…
В кабинете как будто становится темнее. Король продолжает говорить, глядя куда-то в сторону; его наливающийся гневом взгляд целится в невесть чем провинившуюся точку на гобелене за спинами Амбер и Насти.
– Сегодня все это оказалось сном, который развеялся очень быстро. Слишком быстро. Сегодня утром я захотел поговорить со своим сыном и не смог найти его. Жена моего сына сказала, что не знает, где он. Потом…
– Покорно прошу простить, ваше величество….
За окном еще не стемнело,
– …но я должна добавить пару слов.
– Уже поздно, Анастасия, – говорит король Утер, и он имеет в виду вовсе не время суток. – Мне все известно.
– Мое добавление не касается того, что вы знаете, ваше величество. Мое добавление состоит в том, что я не говорила вам, что не знаю, где находится Денис.
– Что?! – восклицает король Утер скорее не с возмущением, а с болью, и Настя чувствует эту боль, но ничего не может поделать. Иногда оказывается, что расставлять точки над «i» – работа, схожая с ремеслом палача.
– При всей сложности нынешних обстоятельств, я бы ни в коем случае не хотела лгать вам, ваше величество. И вам тоже, Роберт. Поэтому я и не лгала.
– Сильно сомневаюсь, – проговорил Смайли.
– А я не сомневаюсь, – сказал король Утер. – Я знаю, что она лгала. Ведь ты лгала?
– Что ты сделала с моим братом?! – привстала Амбер, изумленно разглядывая Настю.
– Что значит «при всей сложности нынешних обстоятельств»? – спросил Фишер, и при всей неприязни к холодноглазому рыцарю-администратору Настя вынуждена была признать, что самый правильный вопрос задал именно он.
17
«Я вернулась в Лионею 5 сентября. Интересно, что все важные события со мной случались именно в сентябре, ну не то чтобы абсолютно все важные события, но многие. Почти ровно за год до этого, 6 сентября, мы с Денисом так „здорово“ съездили в гости к горгонам, и это сильно изменило и его, и мою жизни. Еще раньше, но тоже в сентябре, я начала учиться в университете и познакомилась с Монаховой и другими людьми, и моя жизнь тоже изменилась, хотя и не так сильно, как после поездки к „Трем сестрам“. И вот теперь я снова оказалась в Лионее, уже неслучайно, уже по собственной воле, уже зная, что меня тут ожидает…»
Это был странный полет, потому что в самолете, кроме нее и экипажа, почти никого не было; почти – это пухлый японец в очках, который добирался из Токио в Лионею с промежуточной остановкой в Москве. Он изо всех сил пытался быть незаметным, забился в хвост самолета и лишь бросал осторожные взгляды поверх спинок кресел. В Лионее он все-таки столкнулся с Настей у выхода на летное поле, пробормотал какие-то извинения и принялся кланяться, словно Настя была кем-то из руководства корпорации, на которую он работал. «Маси В. Накамура» значилось на визитной карточке. У Насти не было визитной карточки, и она просто назвала свое имя, после чего ритм поклонов существенно участился.
Японского вампира никто не встретил, поэтому он разгрыз таблетку антисолара, поклонился стюардессе и резво побежал к зданию аэровокзала, прикрываясь журналом от нерешительного лионейского дождя. Настю возле трапа ждал Армандо, раскрывший было зонт для гостьи, однако Настя отказалась серьезно воспринимать лионейские осадки, улыбнулась и тронула Армандо за плечо, чтобы убедиться – это на самом деле, это реально, это не сон. Теперь это уже не сон.
Ее привезли в «Оверлук», и Армандо стал говорить про апартаменты для специальных королевских гостей, но Настя попросила, чтобы ей оставили прежний номер. Лионейская жизнь Насти была пока недолгой, и продолжить ее хотелось с того же самого места, где все прервалось весной.