Луна предателя
Шрифт:
— Немножко. — Серегил сунул руки под мышки, чтобы согреть их.
Алек хихикнул прямо в ухо Серегила.
— Не думаю, что ты смог бы выжить там, где я вырос. Тот только фыркнул.
— Я мог бы сказать то же самое о тебе. Мне случалось и голодать, и попадать в разные переделки, пока я скитался по Скале.
— Кот из Римини.
— Я был и много кем еще, пока не стал Котом из Римини. Ты когда-нибудь задумывался, почему я был так щедр со шлюхами, когда мы с тобой только встретились?
— До сих пор не задумывался. — В голосе Алека прозвучала усталая обреченность.
Серегил долго смотрел на темные ветви, колеблемые
— Попав в Сарикали, я… мой ум словно заволокло туманом. А теперь там такая неразбериха, что я начинаю сомневаться: был ли я полезен Идрилейн и Клиа. — Он глубоко вздохнул, стараясь прогнать чувство вины. — Мы должны были узнать больше, сделать больше.
Руки Алека теснее обняли друга.
— Может, и должны были, до только Фория заставила их насторожиться. И действительно только мы с тобой можем добраться до побережья. И насчет Эмиэля ты, пожалуй, прав.
— Все это так, но все равно я чувствую себя со времени прибытия сюда лунатиком.
— По-моему, я недавно тебе об этом говорил, — лукаво заметил Алек. — Но дело не только в тебе. Ауренен совсем неподходящее место для шпионов и соглядатаев. Слишком много значения тут придают чести.
— И что же это случилось с тем добропорядочным последователем Далны, которого я встретил когда-то? — усмехнулся Серегил.
— Его уже давно нет, да и жалеть не о чем. — Алек поудобнее согнул ноги. — Ты в самом деле думаешь, что Коратан послушает тебя?
— Разве был бы я здесь, если бы так не думал?
— Это не ответ.
— Мне придется заставить его прислушаться. Друзья замолчали, и вскоре ровное дыхание Алека сказало Серегилу, что тот уснул. Серегил положил голову на плечо Алека, но сон не шел.
Может быть, необходимо было оказаться вдали от могущественной ауры Сарикали. Туманные слова руиауро, его собственные сны, отчаянные старания доказать свою полезность — к чему все это привело, как не к еще большей путанице? Ауренфэйские интриги надоели ему до смерти; Серегил мечтал вернуться к опасной, но понятной жизни в Скале. Ему вспомнились слова Адриэль во время их краткого свидания в Римини перед самой войной:
«Разве был бы ты удовлетворен, сидя под апельсиновыми деревьями дома, рассказывая детям сказки, обсуждая со старейшинами, следует ли выкрасить карниз храма в белый или в серебряный цвет?»
Новая рапира лежала рядом, и Серегил, протянув к ней руку, провел пальцами по рукояти; он вспоминал свои ощущения в тот раз, когда впервые сжал этот эфес. Что бы руиауро, или Нисандер, или члены его семьи, или даже Алек ни думали на этот счет, одно — и только одно — он умел делать хорошо: шпионить. Придворный, подмастерье волшебника, дипломат, член уважаемого клана, сын — сплошные неудачи.
Сидя здесь, с рапирой под рукой, ощущая спиной тепло тела Алека, с ожидающим его впереди опасным путешествием и противостоянием с бывшими соплеменниками, жаждущими его крови, Серегил впервые за много месяцев почувствовал умиротворение.
Сновидение снова стало иным. Он опять был в своей детской комнате, но на этот раз там было холодно и сыро, пахло пылью. Полки на стенах оказались пусты, занавеси порваны, штукатурка с покрытых грязью стен осыпалась. Несколько игрушек и расписной экран его матери, поломанные, валялись на полу. «Это гораздо хуже, чем раньше», — подумал Серегил; охватившая его скорбь вытеснила страх. Всхлипывая, он опустился
«Те самые стеклянные шары!» — Вспышка гнева, сопровождавшая эту мысль, оказалась ослепительнее предшествовавшего ей отчаяния. Серегил вскочил и протянул руку, чтобы смахнуть их с постели, но замер на месте, пораженный зрелищем: шары образовывали странный круглый звездообразный рисунок. Некоторые из них были черными, другие сияли, как драгоценности. Все это занимало пространство в несколько футов, а в середине в матрас по самую рукоять оказалась воткнута рапира. Серегил заколебался, опасаясь нарушить рисунок, потом все же вытащил клинок и, потрясенный, увидел, что тот начал менять форму: сначала это была рапира, которую он отбросил после убийства Нисандера, потом головка эфеса стала круглой, как темная молодая луна. За этой рапирой последовали другие, — а также странные стальные трубки с изогнутыми рукоятями из дерева или кости, все покрытые кровью. Кровь потоком потекла по руке Серегила, окрасила его ладонь, начала капать на кровать.
Опустив взгляд, Серегил обнаружил, что шары исчезли; на их месте лежало квадратное черное знамя, расшитое тем же звездным узором. Капли крови, все еще падающие с его руки, превращались в прикрепленные к ткани рубины.
— Оно еще не закончено, сын Корита, — прошептал голос, и внезапно Серегил погрузился в темную пучину нестерпимой боли…
Алек проснулся со сдавленным проклятием; что-то сильно ударило его в лицо. Боль на мгновение ослепила юношу, и он стал отчаянно отбиваться от чего-то, давившего на грудь и ноги. Тяжесть исчезла, и юноша потной кожей ощутил порыв холодного ветра. Горячая кровь во рту чуть мешала дышать. Осторожно потрогав нос, он ощутил и там теплую влагу.
— Проклятие! Что?..
— Прости, тали.
Было слишком темно, чтобы Алеку удалось разглядеть Серегила, но он расслышал какое-то шевеление, а потом почувствовал осторожное прикосновение к своей руке.
Юноша сплюнул, стараясь освободить рот от крови.
— Что случилось?
— Прости, — снова извинился Серегил. Алек опять услышал какое-то шебуршение, затем заморгал от неожиданно яркого сияния светящегося камня. Серегил держал его в одной руке, а другой растирал себе затылок. — Похоже, нас обоих разбудил мой кошмар.
— В следующий раз согревайся сам, — проворчал Алек, без особого успеха пытаясь завернуться в одеяло. Серегил углом другого одеяла попытался остановить кровь, текущую из носа Алека, но его руки так тряслись, что тот отодвинулся, опасаясь еще больших повреждений. — Сколько мы проспали?
— Довольно долго. Пора двигаться, — ответил Серегил; по его глазам Алек видел, в какой растерянности пребывает друг. Они оделись в молчании, ежась, когда приходилось натягивать на себя мокрую шерстяную и кожаную одежду. Снаружи все еще завывал ветер, но Алек почувствовал, что погода меняется: выйдя из-под крыши, он увидел в разрывах облаков звезды.