Лунин атакует "Тирпиц"
Шрифт:
— А что это мы просто так пьем? Горько!
И тут все загалдели вразнобой: «Горько, горько!» Первый раз за вечер молодые поцеловались. Некоторое время Жора сидел, задумчиво перебирая лады ливенки, и вдруг обратился к тамаде:
— Петя, я хочу спеть любимую песню отца!
— Давай, Жора, а она не грустная?
— К сожалению, грустная… Но отца!
— Ну, ладно, давай!
И Жора тихонько заиграл вступление. Семеныч тут же встрепенулся и повел аккомпанемент. Все притихли. Мягкий баритон Жоры грустно. запел первые строки одной из самых знаменитых русских песен:
«КогдаИ тут вторым голосом вступил в песню бас Пети:
«И крепко же, братцы, в селенье одном Любил я в ту пору девчонку».Дуэт хороших голосов задушевно рассказывал печальную историю любви неизвестного ямщика:
«Сначала не чуял я в девке беды, Потом задурил не на шутку,[420]
Куда ни поеду, куда ни пойду, А к ней загляну на минутку».И с силой зазвучал дуэт, выпевая последние строки трагического конца любви.
«Под снегом лежала там, братцы, она, Закрыв свои карие очи… Налейте, налейте скорей мне вина, Рассказывать больше нет мочи…»Понурились мужики, вытирали слезы женщины. На щеках бабушки Лукерьи зажглись огоньки старческого румянца, она сидела глубоко задумавшись, глядя вниз и ничего не видя, и рукой незаметно для себя ерошила волосы на головенке Петруньки, сидевшего рядом с ней около банки с консервированными яблоками.
Но тамада знал свое дело и не дал народу долго грустить. Вдруг Семеныч грянул развеселую озорную песню:
«Тесть на теще капусту возил, Молоду жену в пристяжке водил».И кто-то, явно перепутав все на свете под хмельком, заорал:
«Калинка, малинка моя. В саду ягода малинка моя…»— Семеныч, давай лучше краковяк, — скомандовал тамада.
Мигом выстроились пары и понесся лихой краковяк Парни топали ногами с такой силой, что ветхий пол коридора трещал, на столе тряслась, дребезжала и звенела посуда, даже, казалось, старый барак вздрагивает на ветхом фундаменте.
— Пойдем, потанцуем краковяк, — весело сказал Жора молодой жене, — а то мы засиделись тут с тобой…
— Я не умею, — тихо сказала Фрося…
Но веселье уже шло к концу. Закуски и вина осталось на один-два тоста. Завтра нужно было идти на работу. Да и гости уже наплясались, голоса подохрипли. Гости постарше потихоньку ушли, осталась одна молодежь, бабушка Лукерья и несколько женщин, собиравших посуду. Тамада Петя с лейтенантами и девчатами поднял последний тост за молодых, и все выпили «на посошок», Собрался уходить и Семеныч. Он снова пошептался с Петей, тот
[421]
лодежь дружно запела недавно появившуюся, но уже широко известную песню:
«Прощайте, скалистые горы, На подвиг Отчизна зовет! Мы вышли в открытое море, В суровый и дальний поход. А волны и стонут, и плачут, И бьются о борт корабля. В далеком тумане растаял Рыбачий— Родимая наша земля!»Молодежь вышла из общежития, и замечательная песня величаво плыла в темном морозном воздухе Росты, постепенно утихая и расплываясь в разные стороны — лейтенанты провожали подружек Фроси по домам.
Петрунька уже давно крепко спал на своем матрасике. Бабушка Лукерья сказала Жоре:
— Ну-ка, Егор, перенеси Петруньку в мою горницу.
Жора подхватил Петруньку вместе с матрасиком и перенес его на бабушкин сундучок Он вернулся, и они с Фросей остались одни…
Подводная лодка не вернулась с моря. Вчера лодка вышла на очередной сеанс связи и командиру было передано приказание — идти на перехват большого конвоя, шедшего в Варангер-фиорд. Получение приказа лодка подтвердила и больше связи с ней не было.
Разведгруппа, в свое время заброшенная на берег Варангер-фиорда, сообщила в Штаб о том, что конвой подвергся нападению, один транспорт был утоплен, Корабли охраны ожесточенно бомбили весь район. Видимость была плохая, разведчики видели только взрывы и пожар на транспорте и слышали взрывы глубинных бомб. Больше ничего разведка сообщить не могла. Прошло трое суток. Лодка на запросы не отвечала. Оставалось только предположить самое худшее — лодка не вернется.
Прошло еще трое суток. Наихудшие предположения стали явью. Лодка погибла, это стало очевидным. И штаб был вынужден приступить к тяжелой процедуре — докладу о гибели лодки вместе с экипажем. Была еще одна тягостная обязанность — осмотр и опись личного имущества погибших, рассылка их родным вместе с извещением о гибели.
[422]
Когда дело дошло до Жоры Цветкова, то возникло затруднение: с одной стороны, в штабе дивизиона лежало письмо его матери, а с другой — всем было известно, что Жора только что женился. Пришлось вскрыть письмо, из которого стало ясно, что мать еще не знала о факте женитьбы и только давала на нее согласие: Хоть и имущества было немного, но ситуация была деликатной. Командир дивизиона решил — написать матери извещение о гибели Жоры, сообщить о его женитьбе и попросить ее определить, кому отдать личные вещи Жоры. Так и было сделано — извещение ушло на родину Жоры.
Но оставалась еще одна нелегкая задача — как сообщить о гибели Жоры его молодой жене. Замполит разузнал, что на свадьбе был его подчиненный — лейтенант Петя и попытался поручить ему сообщить Фросе о гибели Жоры. Но Петя наотрез отказался, тем более, что он сам собирался жениться на той самой бойкой энергичной девушке, которая сидела рядом с ним на свадьбе. Тут же Петя про себя решил собрать у друзей немного денег для поддержки Фроси с Петрунькой на первое самое тяжелое время. К Фросе же приехал сам замполит.