Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты
Шрифт:
– Спасибо… – пробормотал Глеб. Он посмотрел Дюрингу вслед. И увидел шефа.
Калантаров посторонился, пропуская Дюринга в дверь, внимательно взглянул на Глеба и тихо спросил:
– Как дела, оператор?
– Дела, как у бабушки, шеф, которая села в экспресс-вертолет, да не тот.
Шеф растерянно поморгал. Нервически дернул щекой и медленно пошел навстречу.
– Притчами заговорил, мальчишка…
Глеб устало сказал:
– Шеф, давайте в открытую?
– Давно пора! То, что ты разобрался в теоретических
– Нет, шеф, не по этому… Дело в другом. Я теряю веру в вашу гениальность.
– Гм… Ты отстал от жизни на тридцать веков. Ибо чуть позже мир изобрел для себя отличную заповедь: не создавать кумира.
Глеб покачал головой.
– Моим кумиром были не вы, простите. Моим кумиром были идеи, которые вы умели выращивать в наших преданных вам головах. А после трех-четырех уравнений Топаллера вы растерялись.
– Очень заметно?
– Не надо, шеф. Ведь мы договорились в открытую.
Калантаров задумался.
– Ладно, – сказал он. – Какие у тебя ко мне претензии?
– Претензии?.. Да никаких. Просто я хотел вам напомнить, что с некоторых пор вы, мягко выражаясь, отдаете предпочтение Меркурию.
– Чушь. Меркурианские базы располагают более мощной вычислительной техникой, только и всего.
– Топаллер неуязвим. И никакая техника здесь не поможет.
– Ну хорошо, – Калантаров вздохнул. – Давай закончим этот разговор на языке тебе и мне любезной ТР-физики… Что такое гиперпространство?
– Я не знаю, что такое гиперпространство. И вы не знаете.
– И Топаллер не знает. Вся его теория построена на результатах наших экспериментов.
– Да? А я до сих пор полагал, что это надежный фундамент.
– В пределах Солнечной системы – конечно.
– Гиперпространственные свойства Вселенной представлялись мне одинаковыми во всех ее точках. Впрочем, это второй постулат теории Калантарова. Вашей теории, шеф. Скажите откровенно, что вы собираетесь делать?
– Работать. Разве не ясно?
– Ясно. Но как?
– Головой, разумеется.
«Ему зачем-то очень нужно вывести меня из равновесия», – подумал Глеб. Спросил:
– Что имеете вы предложить нам в качестве выхода из теперешней ситуации?
– Есть предложение закругляться.
– То есть… как закругляться?
– Согласно Топаллеру, – Калантаров пожал плечами. – Других возможностей его теорема просто не предусматривает. Сегодня мы проведем последний ТР– запуск по программе «Сатурн». Впрочем, этот запуск правильнее будет понимать как демонстрирование наших достижений – ведь ничего принципиально нового мы от него не ожидаем. Один человек или два – какая разница?
– Понятно… – Глеб похолодел. – Так этот, с бородкой…
– Да. Представитель техбюро. Уполномочен дать официальный отзыв об эксплуатационных качествах нашей установки. И, надо ожидать, недельки через две сюда нагрянет
– Простите, шеф! – перебил Глеб. – Миллион извинений, но я не спрашивал вас о перспективах транспортного перевооружения системы. Я, грешным делом, спрашивал вас о перспективах нашей с вами дальнейшей работы.
– Сначала нам предстоит поработать в качестве консультантов, – деловито стал объяснять Калантаров. – Ну и затем, с пуском новых ТР-установок, естественно, возникнет острая нужда в специалистах нашего профиля. Транспозитация грузов и…
Калантаров умолк. Продолжать не было смысла. То, чего он намеренно добивался, свершилось: зеленоватые глаза лучшего оператора экспериментальной станции «Зенит» помутнели от бешенства.
– Вот что, – задыхаясь, произнес Глеб. – Я пришел сюда работать ради звезд. И мне, в конце концов, наплевать, кто там будет у вас транспозитировать грузы!.. Кстати, кто сейчас командир «Миража»? Мсье Антуан-Рене Бессон? Я полагаю, мой бывший шеф не забудет дать Антуану-Рене соответствующие распоряжения. В связи с моим намерением покинуть «Зенит». Орэвуар!
Отчаянно взмахнув рукой, Глеб зашагал вдоль туннеля.
– Что ж, дело твое,-сказал ему вслед Калантаров. И вдруг, словно вспомнив о чем-то, воскликнул: – Да, кстати!..
Глеб повернулся к шефу вполоборота. Спросил:
– Ну?
– Понимаешь ли… – Калантаров взглянул на часы. – Твой знаменитый эр-эффект кажется мне весьма любопытным. И пока не поздно, хотелось бы выяснить, что по этому поводу думает сам открыватель эффекта – Глеб Неделин. Если, конечно, он думал.
– Думал, – глухо ответил Глеб.
– И каков результат?
– Потрясающий. Но вряд ли покажется вам интересным.
– К примеру?
– Стала сниться всякая белиберда. К примеру: безлюдный «Зенит», монополярные выверты. Часы такие… с гирями, стрелками и кукушками.
– Гм, действительно…
Помолчали, Калантаров еще раз взглянул на часы и сказал:
– На Меркурии я в основном занимался твоим эр-эффектом. Точнее, эр-феноменом – впредь так и будем его называть.
Глеб понимающе кивнул:
– Странное явление, верно? Три очень заметные полосы размыва пульсации поля… А затем, будто бы эхо, девять более узких полос. Трижды аукнется, трижды откликнется. Пока аукается и откликается, куда-то лавинообразно уходит энергия, словно в бездонную пропасть. В результате я получаю пинок от начальства и репутацию скверного оператора. Знать бы за что?