Лунное танго
Шрифт:
– Ничего, – пообещала она то ли себе, то ли щенку. – Вместе что-нибудь придумаем, обязательно.
На всякий случай она еще раз набрала Толика, но тот упорно молчал. Телефон разрядился на морозе и, обреченно пискнув, погас.
Как же она замерзла!
До самых косточек. Январские сумерки вползали под кожу, застывали там, внутри, замораживая, превращая всякое движение в лед, в холод, в черную пустоту.
Динка сделала все, что могла: прыгала, стучала ногами, бегала по тропинке туда-сюда… Потом
– Динка!
Она, кажется, впрямь начала задремывать.
Над ней стояла Нонна, а чуть дальше маячил Никита.
– Ты чего тут? С тетей поцапалась? Ногу подвернула? Ой, сейчас на льду все падают, жесть! Ногу, да? Никитос, помоги! Холодно же на снегу, да?
– Хо…ло…дно… – согласилась Динка.
В голове наступило белое безмолвие. Тихо… и никаких чувств. Высокий Никита наклонился к ней и легко поднял вверх. Динка качнулась.
– Ты чего? – он испугался. – Тебе плохо? Нонна!
– Хо…ро…шо… что…при…шли… – Динка совсем не чувствовала пальцев ног.
– Надо скорей такси. – Нонна достала мобильник. – Нога – это ужасно, надо в больницу, в травмпункт. Переломы вообще трогать нельзя.
– Тебе уже лучше? – Никита боялся отпускать эту странную Динку, еще упадет. И что делать с ней, если вправду начнет падать, тоже не знал.
– Холодно… – повторила Динка, чуть шевеля губами. – Не надо в больницу… перелома нет. Домой. Просто замерзла.
Никита заглянул к ней под капюшон:
– Сейчас машина приедет. До дороги сможешь дойти?
– Погодите… – остановила Динка. – У меня тут… вот.
Расстегнула молнию, и щенок высунул в щель черный нос.
– Ой, собачка!
– Это ще…нок, – пояснила Динка, слегка оживая от волнения. – Он ничей. Теперь мой. Только некуда.
– Понятно, – кивнула Нонна. – Так ты из-за него тут кукуешь? А чего тут, чего домой не идешь?
– Нельзя, – мотнула головой Динка. – У тети. Аллергия.
– Ясненько. Пошли, тачка сейчас будет.
– А щенок?
– Ну, щенок и щенок, разберемся. К тебе нельзя, ко мне, мм… тоже нельзя. Значит, к нему. – Ноннин палец уперся Никите в грудь. – И лады.
– В смысле? – не понял Никита. – Кого ко мне?
– Ну, не ее же, – махнула Нонна на Динку, – щенка к тебе, будет твой. У тебя мама клеевая, не выгонит.
– Погоди… это ж собака!
– А ты что думал, марсианский ежик?
Никита открыл рот, сказал: «А-а-а…» – и закрыл. Динка косилась на него, не решаясь глянуть в упор. Щенок же уставился и даже слегка тявкнул, как бы подтверждая: «Не сомневайся, никакой я не ежик марсианский!»
– Все, машина пришла, бежим, – скомандовала Нонна, хватая Динку под руку.
В такси Динка рухнула на заднее сиденье, блаженно откинулась на спинку, ощущая одно – тепло-о… Щенок, который до этого никогда не
Нет, не верила она, что все кончится хорошо.
Это где-то в настоящей жизни все кончается хорошо. А в этой, временной, все всегда погано. Как с Арсом.
Динка не верила, но она так устала, так замерзла, так хотела согреться, что решила – а, наплевать! Будь что будет, пропади оно все пропадом! Пусть их вышвырнет со свистом мама Никиты, но зато сейчас ей наконец-то тепло.
Нонна раскинулась на переднем сиденье, вполоборота к ним, как будто не в машине ехала, а в персональном бассейне. И все время тараторила про шоу, которое должно продолжаться, то есть про бал влюбленных. С театральным капустником от студии «Песочные часы», с романтическими конкурсами, и – хит программы! – с настоящими бальными танцами, приглашениями, платьями… Приглашения и платья были сейчас Динке, как дятлу адронный коллайдер. Она бы уснула в тепле, если бы внутреннее беспокойство отпустило хоть на минуточку. Увы, не отпускало. Никита молчал рядом. Ей казалось, что от него тянет холодком, как из открытого холодильника. Отодвинувшись в самый угол, она тихонько растирала ноющие пальцы и грела их, прижимая к щенку под дубленкой.
Ехали, по местным меркам, долго, минут десять. Машина затормозила возле двухэтажного насупленного барака, низкая крыша которого, утыканная сосульками, напоминала крокодилью пасть. Внутри, впрочем, оказалось вполне обитаемо, даже мило. Только деревянная лестница истерично шаталась под ногами.
Никита спутал ключи, долго бестолково крутил ими в замках. Динка ждала, привалившись к стенке.
– Проходите, раздевайтесь. – Он толкнул наконец дверь, ногой задвинул валявшиеся посреди коридора кроссовки и сунул Динке тапочки.
Нонна гибко скинула дубленку ему на руки, стянула сапожки и упорхнула в комнату. Сразу чувствовалось, что она тут как дома. Впрочем, Нонна везде как дома.
Динка неуверенно присела на табуретку, медленно стащила ботинки. А вот дубленку расстегнуть все никак не решалась. Ей казалось – пусть щенок поспит еще хоть полчасика. А иначе выскочит – и что тогда? Придется ведь что-то решать.
– Ты чего тут? – вернулся в коридор Никита. – Чайник закипает, давай, не стесняйся, проходи. Кухня налево.
Динка скользнула за ним по коридору. Одна дверь в конце вела в кухню, а другая – в открытую комнату. В проеме виднелся компьютер, огромный телевизор. Позади, на стеллажах, громоздились коробки с дисками. Очень много, до потолка. Был еще шкаф с книгами, завалы журналов на компьютерном столе и целая стая черно-белых и цветных фотографий по стенам.
– Динка, где застряла? – крикнула Нонна из кухни.
Та спохватилась и свернула к ним. В кухне было светло, ворковало радио, Нонна удобно, с ногами, полулежала на угловом мягком диванчике. Никита разливал чай.