Лунные часы
Шрифт:
Но его вместе с бутылкой быстренько унесли в карету. Дураки разбежались по хатам. Только Дурочка из Переулочка украдкой вытирала слезы, когда нас уводили, но на нее никто не обращал внимания.
ГЛАВА 10
Вечные узники. Правда, Истина и Тайна за семью печатями. Качалкин плюс Петрова - идите!
Я сидел в самом глубоком и мрачном подземелье, какое только нашлось в царстве Непроходимой Глупости. Здесь не было ни дней, ни ночей, ни времен года. Интересно, изменится ли что-нибудь, когда мы станем персонажами? Или все так и останется - мрачные голые стены, сказочно тусклая лампочка под потолком
Навсегда.
Хуже всего было то, что нас с Петровой посадили врозь - наши камеры разделяла толстенная стена, через которую мы перестукивались. Звук был слабый-слабый. Мы не знали Морзянки. Перестукивались просто, чтоб слышать друг друга.
А мне, как назло, именно сейчас необходимо было лично увидеть Петрову, чтобы сказать ей...Сколько важного хотелось сказать Петровой! Что я был гад и осел, когда не подал ей руки и собирался от нее отречься, считая предательницей... Я вспоминал это ее "Эх ты!" и прямо корчился, до того был сам себе противен. Она придумала такой замечательный план, чтобы перед всеми разоблачить Кривду, а я ничегошеньки не понял. Ясно, у нее не было возможности меня предупредить - вдруг нас подслушивают! Кроме того, она боялась, что я помешаю, - девчонки куда лучше умеют притворяться...
Все правильно, но я-то, я! Сразу - "предательница"! Нечего сказать, хорош друг! Я бы на ее месте со мной и перестукиваться не стал. Она вообще-то добрая, Петрова. Она замечательная, Петрова.
Как она обнаружила, что на царице - маска с париком? И давно догадалась. Я вспомнил, что она как-то странно усмехалась, когда речь заходила о красоте царицы. Или потому догадалась, что девчонка - их насчет косметики не проведешь.
Конечно же, ей сейчас хуже, чем мне, страшнее, потому что она - слабый пол. Подземелье - самое мрачное и глубокое, а Петрова - одна-одинешенька. Небось, забилась в угол, и ревет...А может, нет? Может, она и тут меня сильнее? Стоит себе у стены с гордо поднятой головой и горящим взглядом, как настоящая героиня.
Ведь не струсила же она разоблачить Кривду! Пусть ничего не вышло, пусть об ее подвиге никто не узнает - все равно Петрова - молодчина.
Почему она когда-то казалась мне необыкновенной девчонкой, когда совершенно ясно, что она самая что ни на есть необыкновенная? И всегда была необыкновенной - даже когда воровала у меня игрушки, ябедничала и выпросила у меня билет на Олега Попова. Почему-то никому бы ни отдал, а Петровой отдал!
Все у Петровой необыкновенное: руки - необыкновенные, глаза необыкновеные, лицо волосы... И щурится она необыкновенно. Все необыкновенное, только я прежде почему-то этого не замечал. Когда я вспоминал, что когда-то даже дал Петровой тумака - просто мороз по коже. Как я мог!
И чем дольше я не видел Петрову, тем она мне представлялась прекраснее и необыкновеннее. Будто принцесса какая-нибудь, а не девчонка. У нее ведь и имя, как у принцессы - Василиса! Василиса Прекрасная!..Почему-то раньше оно мне не нравилось, казалось смешным, но теперь...
Ва-си-ли-са...Синее имя. Как музыка. Сказочное имя.
И чем необыкновеннее представлялась мне Петрова, тем ничтожнее казался себе я сам. Придумать ничего не могу, сделать ничего не могу.
А я только могу слушать, как стучит мне в стенку Петрова. И думать, какая она необыкновенная. И что я не в силах ее спасти.
Что остается неделя.
Два дня.
Сутки.
Пять часов.
Час.
Полчаса.
Пятнадцать минут.
Минута.
Все.
Часы Мальчиша показывали, что мы пробыли на Куличках шестьдесят лет ровно земной час. Ничего не произошло, только мы с Петровой навеки стали персонажами. Я хватил часы об стену, упал на холодный пол и заплакал, как девчонка. Впервые, сколько себя помню. Никто не мог видеть моего позора и отчаяния, и наревелся я всласть за все разы, когда крепился и был мужчиной.
А потом, наверное, заснул, потому что вначале мне показалось, что она мне снится - прекрасная высокая женщина в белом. Ее лицо и руки словно светились изнутри, а когда она двигалась, по стенам скользили теплые золотистые блики. Один из бликов упал мне на глаза. Я зажмурился и понял, что не сплю.
– Ну, Качалкин, вставай. Нам пора.
– Кто вы? Откуда меня знаете?
– Я - Правда. Сама Истина приказала мне разыскать вас и спасти.
– Правда,..Истина, - разве это не одно и то же?
– О нет, Качалкин, Правда только служит Истине. Правда знает, что дважды два - четыре и что на неделе лишь одна пятница, а Истина знает Тайну. Истину невозможно постичь до конца, хотя и необходимо вечно к этому стремиться, а Правда вполне доступна. Каждый зрячий отличит черное от белого, но не всякий хочет быть зрячим, вот в чем проблема.
– Значит, вы поможет нам вернуть Тайну?
Правда грустно покачала головой.
– Ваше время кончилось, Качалкин. Вы наделали массу ошибок, но и пострадали за Истину. А кто страдает за Истину, того Она всегда спасет - на любых Куличках, из самого глубокого и мрачного подземелья.
– Но...Разве мы уже не стали персонажами?
– Пока нет, по милости Истины. Просто волшебные часы, которые ты пытался разбить, отсчитывают теперь не ваши земные минуты, а годы.
– Не понимаю.
– Потом поймешь. Надо торопиться, Качалкин, - Истина подарила вам всего полчаса.
Правда протянула мне руку. Стена вдруг сама собой раздвинулась, как дверь в метро, и мы очутились в камере у Петровой. Петрова не стояла у стены с гордо поднятой головой и горящими глазами, как полагается героине, - она всхлипывала, забившись в угол, как обыкновенная девчонка.
– Алик!
– кинулась она мне на шею, так что я едва не упал, - Я же знала --ты придешь! Ты обязательно что-нибудь придумаешь...Я так ждала, Алик!
Она так это сказала, что я просто не мог признаться, что я тут не при чем. Не мог, и все. И Правда промолчала, только улыбнулась, подала Петровой другую руку, и мы пошли втроем, и стены раздвигались перед нами, как двери в метро.
На разные голоса завыли вдруг сирены - обнаружили наше исчезновение. Путь нам преградил водопад - лавина бурлящей ревущей воды.