Лунные грезы
Шрифт:
Бен заметался по комнате, как лев по клетке. Из его груди вырвался хриплый стон, больше похожий на рычание.
– Почему ты не вернулась в Канзас-Сити? – почти прокричал он. – Уезжай, Десса Фоллон, уезжай в богатый город к богатым друзьям, выходи замуж за богатого бездельника и будь счастлива! Тебе не нужен бродяга вроде меня! Пойми ты наконец, не нужен!
Прежде чем ошеломленная Десса успела что-то ответить, в прихожей скрипнула и с грохотом закрылась дверь.
Бен снова сбежал.
10
Такую песенку распевала Мэгги, спускаясь вприпрыжку по лестнице «Золотого Солнца».
Сама песенка отнюдь не отражала подлинного отношения Мэгги к спиртному – она и сама была не прочь пропустить пару глотков виски, но ей страшно нравилась разбитная мелодия и слова, особенно последняя строчка, которая в ее исполнении обычно звучала подчеркнуто выразительно.
Она гадала, придет ли сегодня вечером Сэмюэль. Ей бы этого не хотелось. Чем меньше он будет видеть ее «за работой», тем лучше. Иначе опять начнется это нытье, мол брось-ты-тут-все-к-черту-и-поехали-со-мной. Когда столько лет вертишь мужиками как пожелаешь, не так-то просто согласиться признать над собой власть одного из них. Но Бог свидетель, у него самые красивые глаза и ласковые руки…
Как же поступить? И посоветоваться-то не с кем! Вирджи, как узнала, чуть не лопнула от зависти и теперь даже здоровается сквозь зубы, а Роуз забила себе голову всякой романтической чепухой и знай твердит: «Любишь – одно, не любишь – другое…» Пойди разберись, что такое любовь, коли переспала с доброй половиной мужского населения Виргинии! Бену тоже не до того, он все никак не разберется со своей принцессой из Канзас-Сити. Он слишком добрый, бедняга. Дал бы ей разок в ухо – мигом перестала бы задирать нос…
Роуз наблюдала за ней с улыбкой. Ей приятно было думать, что хоть одной из ее девочек судьба сдала козырного туза. Правда, эта дурочка не понимает пока своего счастья, но ничего, скоро поймет. А вот песенка ее Роуз никогда не нравилась – сразу на память приходила эта ханжа Молли Блейр со своими постными подружками.
Начиная с сорок девятого, года спада золотой лихорадки в Калифорнии, не переводились женщины, то и дело объявлявшие крестовый поход на спиртное. Думать о том, что их истерика докатилась и до Виргиния-Сити, было грустно, поскольку это могло стать началом конца салуна «Золотое Солнце». Жена преподобного сколотила команду таких же недоразумений, как и она сама. Эти, мягко говоря, недовольные особи непонятного пола, названного по ошибке женским, выбрали в качестве главной мишени добропорядочный салун Роуз, где воющие от них мужья могли с комфортом провести время за стаканчиком виски, ну и… хм… невинно пофлиртовать с девочками, тела которых куда меньше напоминали гладко оструганные стропила церкви.
В тот субботний вечер, спустя неделю после описанных в предыдущей главе событий, сидя, как обычно, за стойкой бара, Роуз радовалась за Мэгги и ломала голову, на чью сторону встанет шериф Мун в случае открытого столкновения с ратью доморощенных святых. Ничего не подозревавший о ее мучениях шериф сидел тем временем за своим излюбленным столиком в углу и лениво отхлебывал ледяное пиво.
Заходящее солнце таяло за вершинами далеких гор, бросая на пол салуна прощальные шафрановые полосы. Шериф поглядывал в окно, на пыльные улицы вечернего города, не сулившие, казалось, ничего необычного. Его расслабленный добродушный вид был обманчив. После недавнего ограбления дилижанса и двойного убийства он постоянно был начеку, а конфликт между Роуз и женой священника
Едва он успел подумать об этом, как из-за угла соседней улочки появились те, кого Роуз величала не иначе как «бандой святош». Они наверняка собрались у церкви, выработали план действий и отправились пешим порядком на штурм «Золотого Солнца». «Банда» подзадоривала себя криками и нестройным пением гимнов, которое Мун принял вначале за вопли подгулявших работяг. Однако, определив, что звуки приближаются не со стороны «Хромого Мула», а с Уокер-стрит – места допропорядочного и респектабельного, – шериф внутренне собрался.
Потоптавшись на углу, группка женщин затянула «Коль славен наш Господь в Сионе» и двинулась на приступ. Во главе процессии торжественно выступала Молли Блейр собственной персоной, а за ней Мун различил долговязую фигуру миссис Йохансен, жены аптекаря, и толстуху мисс Лорейн Твигг, незамужнюю сестру Мориса Твигга, владельца отеля. Уж если в первом ряду собрались самые известные в городе склочницы, дело предстояло нешуточное.
Шериф встал. К нему подошла встревоженная Роуз, и они вместе продолжали молча наблюдать за приближением вражеского отряда.
Группа насчитывала не менее дюжины женщин, следовавших, как послушное стадо, за своими тремя предводительницами. У всех на лицах было выражение фанатичной решимости; в руках леди сжимали садовые мотыги, вилы и деревянные грабли.
Длинные юбки поднимали облачка пыли, надтреснутые голоса лишали еще недавно тихий вечер последних остатков очарования.
В дальнем конце той же улицы Десса с удовольствием разглядывала свой новый диванчик, доставленный ей возчиками компании Бэннона. К счастью ими оказались не Вили и Бен. Бена она вообще не видела уже неделю – после их последней встречи он старался не попадаться ей на глаза. От этого мирного занятия ее оторвал нарастающий гул голосов; она отодвинула занавеску и с любопытством выглянула наружу. У «Золотого Солнца» собралась толпа. Господи, неужели что-то случилось? С кем?
Девушка выскочила на улицу и, подобрав юбки, поспешила к салуну. Вскоре долетавшие до нее голоса перестали казаться монотонным гудением, среди них начали выделяться женские голоса, вопли, вскрики, проклятия и обрывки пения. Впрочем, говорили все одновременно, поэтому разобрать что-либо внятное Дессе так и не удалось.
Она присоединилась к толпе зевак, плотным кольцом окруживших место предполагаемой потасовки. Народу собралось много – бесплатное представление не хотел пропустить никто, тем более что оно обещало быть куда занимательнее трехактной пьесы какого-то француза, начинавшейся в это же время в театре. Правда, по отзывам, пришедшим с Восточного побережья, пьеса была невероятно смелой и скандальной: подумать только, там вслух, и даже довольно громко, произносят слово «грудь»!
На верхней ступеньке крыльца салуна, загораживая спинами дверь, стояли шериф Мун и Роуз. За их спинами жалось несколько «девочек», в том числе Мэгги и высокая рыжеволосая особа, осыпавшая через плечо Роуз неприятеля самой отборной и заковыристой бранью. Зеваки в толпе веселились от души.
– Давай, давай, Вирджи! – перекрывая хохот соседей, крикнул какой-то мужчина слева от Дессы. – Скажи им! Задай им жару!
Он мастерски послал в сторону нападавших бурый от жевательного табака плевок, но угодил в шляпу некстати подвернувшегося ковбоя и тут же схлопотал по шее под дружный гогот всех собравшихся.