Лунный череп
Шрифт:
Ганц кивнул.
Лонгтри отвязал от дерева своего чёрного коня и запрыгнул в седло, отправляясь дальше.
Он понимал, что это не конец. Далеко не конец.
На нём висит зверь-убийца.
И шериф - вспыльчивый пьяница.
А теперь ещё и Ганц.
Кто-то точно умрёт, пока он разберётся с этим бардаком.
– 26-
– Прикройся, Нелл, - произнёс шериф Лаутерс.
Он не смотрел, как она одевается - любая женщина
– И вы тоже, преподобный. Меня начинает подташнивать, когда вижу вас голым.
Клауссен был не просто смущён.
Он был в ужасе.
На некогда багровом лице не осталось ни кровинки.
Его самоуверенность и напыщенность рассыпались пеплом.
Сейчас перед Лаутерсом сидел сломленный, побеждённый человек, чьи грязные маленькие тайны были разоблачены - да ещё и человеком, которого он больше всего презирал.
– Шериф..., - начала Нелл.
– Уходи отсюда, девочка. Я не хочу ловить тебя за то, что ты снова промышляешь в молитвенном доме. Поняла?
Она кивнула.
Её голубые глаза были полны слёз, словно её застал её собственный отец.
– Забудь о том, что здесь сегодня случилось, - давал ей указания Лаутерс.
– Забудь, что видела меня, забудь о преподобном. Ничего не произошло. Ясно?
Девушка кивнула и всхлипнула.
– А теперь ты, мерзавец!
Нелл бросилась по лестнице вниз, не оборачиваясь.
Лаутерс знал, что она никому не расскажет о случившемся. Никогда.
Ведь если расскажет - у неё будут крупные неприятности.
Клауссен сидел на кровати и смотрел на свои пальцы.
Они тряслись. Как и сам преподобный.
Лаутерс смотрел на него несколько мгновений, не потрудившись скрыть отвращение на лице.
Он снял свою дублёнку и повесил её на дверь.
– Господи, - хныкал Клауссен.
– Господи...
– Заткнись, - резко произнёс Лаутерс.
– Ты отдалился от своего бога, преподобный. А если предположить, что произошедшее сегодня случилось уже не в первый раз, то я бы сказал, что вы с богом отдалились друг от друга уже давно.
Клауссен больше ничего не сказал; он сидел, плакал и трясся.
– Господи Иисусе, - пробормотал Лаутерс.
Он вытащил из кармана кисет с табаком и заложил щепотку между щекой и десной.
Затем он снял значок, протёр его и положил на тумбочку у кровати.
– Теперь я больше не слуга закона, как и ты больше не слуга божий, - произнёс Лаутерс.
– Шериф, я...
– Заткнись, - ответил Лаутерс.
– И как долго ты обманывал своих добрых прихожан?
– Недолго, клянусь. Грех победил меня...
– Ты кусок дерьма, - рявкнул Лаутерс, схватил преподобного за отворот рубашки и швырнул
Клауссен попытался подняться на ноги, по Лаутерс пнул его в голень.
– Пока ты был ещё божьим человеком, - начал Лаутерс, - я натерпелся от тебя всякого дерьма. Но не мог же я ударить человека в рясе, так? зато сейчас, когда ты такой же грешник, как и я... Что меня остановит?
Он схватил Клауссена за локоть и рывком поднял на ноги.
Они оказались друг напротив друга.
Лаутерс плюнул преподобному в лицо, но тот только вздрогнул.
– Грешник, - прошипел Лаутерс, впечатывая преподобному кулак в живот.
Клауссен согнулся, резко выдохнув.
Лаутерс схватил его за ухо и потянул назад, к себе, и ударил преподобного в лицо огромным кулаком.
Клауссен споткнулся о стул и упал; из его сломанного носа струилась кровь.
Прежде чем он смог подняться или хотя бы прийти в себя, Лаутерс уже навис над ним.
Он схватил преподобного за рубашку и ударил его в лицо коленом.
Клауссен отлетел назад, врезался головой в стену и свалился на пол кучей.
– Ты настроил против меня мою собственную жену, - произнёс Лаутерс.
Из отёкших глаз Клауссена текли слёзы. Он затряс головой. Лаутерс ещё раз ударил его по лицу.
И ещё раз, и ещё. То кулаком, то открытой ладонью.
На лице преподобного отпечатались горящие следы от ударов.
Из его рта летели брызги крови и слюны.
Лаутерс рывком поднял его на ноги и похлопал по плечу.
– Со временем ты настроил бы против меня весь город.
Он прижал Клауссена к стене и удерживал на отвороты рубашки.
– Я сражался и с худшими, чем ты, врагами, преподобный. Я убивал и побеждал самых подлых и отвратительных мерзавцев, которых бросала против меня эта поганая страна. Как ты думаешь, у тебя есть хоть один шанс?
Он снова ударил Клауссена по лицу.
– Отвечай!
– Я никогда... Я не...
Лаутерс пнул его в пах, а затем в живот.
Клауссен согнулся, упал на колени, хватая ртом воздух и задыхаясь, а Лаутерс нанёс ему несколько резких ударов в челюсть и скулу и бросил избитое, истекающее кровью тело на полу в центре комнаты.
Преподобный приподнял голову.
На его лице не осталось живого места.
Левый глаз отёк и покраснел.
Нос был разбит и свёрнут в сторону.
Нижняя губа была рассечена и опухла.
По подбородку и щекам была размазана кровь.
А оставшийся здоровый глаз смотрел на шерифа с животной ненавистью.
Лаутерс ударил его по лицу.
С яростью, усугубленной выпитым виски, он схватил преподобного левой рукой за рубашку, а правой начал раз за разом наносить удары.