Лунный камень (ил. Е. Мухановой)
Шрифт:
– Невероятно, чтобы эта молодая девушка, Розанна Спирман, со своей наружностью, имела поклонника, – сказал он, – но в интересах этой девушки я должен спросить у вас сейчас: не обзавелась ли она, бедняжка, обожателем, по примеру остальных?
Что означал его вопрос при данных обстоятельствах? Вместо ответа я вытаращил на него глаза.
– Дело в том, что Розанна Спирман пряталась в кустах, когда мы проходили мимо, – сказал сыщик.
– Это когда вы сказали «ага»?
– Да, когда я сказал «ага». Если у нее есть обожатель, такое поведение не означает ничего. Если же нет, то, при настоящем положении дел в доме, это крайне
Что мог я ему сказать? Я знал, что мистер Фрэнклин любит гулять в кустарниках; я знал, что, по всей вероятности, он пойдет по этой дороге, возвращаясь со станции; я знал, что Пенелопа не раз заставала тут нашу вторую служанку и всегда уверяла меня, что Розанна хотела привлечь к себе внимание мистера Фрэнклина. Если дочь моя права, Розанна могла тут поджидать возвращения мистера Фрэнклина как раз в то время, когда сыщик заметил ее. Я был поставлен между двумя трудностями: или упомянуть о фантазиях Пенелопы, как о своих собственных, или предоставить несчастной девушке пострадать от последствий, от очень серьезных последствий, возбудив подозрения сыщика. Из чистого сострадания к девушке – клянусь честью и душой, из чистого сострадания к девушке! – я дал сыщику необходимые объяснения и сказал ему, что Розанна имела сумасбродство влюбиться в мистера Фрэнклина Блэка.
Инспектор Кафф не смеялся никогда. В тех немногих случаях, когда что-нибудь казалось ему забавным, углы его губ слегка кривились, и только. Они слегка покривились и сейчас.
– Не лучше ли было бы вам сказать, что она имела сумасбродство родиться безобразной и служанкой? – спросил он. – Влюбиться в джентльмена с наружностью и обращением мистера Фрэнклина кажется мне не самым большим сумасбродством в ее поведении. Однако я рад, что дело выяснилось. Как-то легче на душе, когда хоть какая-нибудь загадка разрешается. Да, я сохраню это в тайне, мистер Беттередж. Я люблю щадить человеческие слабости, хоть мне в моей профессии не так уж часто представляется к этому случай. Вы думаете, мистер Фрэнклин Блэк не подозревает о привязанности этой девушки? Поверьте, он скорехонько узнал бы о ней, будь девушка недурна собой. Некрасивым женщинам плохо живется на этом свете; будем надеяться, что они получат награду на том… А у вас превосходный сад, и как хорошо содержится лужайка! Посмотрите сами, насколько красивее кажутся цветы, когда их окружает трава, а не песок… Нет, благодарю, я не сорву розу. У меня болит сердце, когда их срывают со стеблей, так же как у вас болит сердце, когда что-нибудь идет неладно в людской… Вы не заметили что-нибудь необычное для вас в слугах, когда обнаружилась пропажа алмаза?
До сих пор я держал себя очень откровенно с сыщиком Каффом. Но вкрадчивость, с какой он вторично обратился ко мне с этим вопросом, заставила меня быть осторожнее. Сказать попросту, меня вовсе не радовала мысль помогать его розыскам, если эти розыски приводили его, словно змею, ползущую в траве, к моим товарищам – слугам.
– Я ничего не заметил, – сказал я, – кроме того, что все мы растерялись, включая и меня самого.
– О! – сказал сыщик. – И вы ничего больше не имеете мне сказать, не так ли?
Я ответил с невозмутимой физиономией (льщу себя этой мыслью):
– Ничего.
Унылые глаза сыщика Каффа пристально уставились мне в лицо.
– Мистер Беттередж, – сказал он, – позвольте пожать вам
Почему он выбрал именно эту минуту, когда я обманул его, чтоб высказать мне свое расположение, понять не могу. Но, разумеется, я несколько возгордился, не на шутку возгордился тем, что наконец-то провел знаменитого Каффа!
Мы вернулись домой. Кафф попросил отвести ему для допроса особую комнату, а потом присылать туда слуг, живущих в доме, одного за другим, по порядку их звания, от первого до последнего.
Я привел сыщика Каффа в свою собственную комнату, а потом созвал всех слуг в переднюю. Розанна Спирман пришла вместе с другими, такая же, как всегда. Она была не менее опытна в своем роде, нежели сыщик в своем, и, я подозреваю, слышала в кустарнике, как он расспрашивал меня о слугах вообще, прежде чем увидел ее. Но по лицу ее нельзя было и догадаться, что она помнит о существовании такого места, как наш кустарник.
Я отправлял к сыщику одну служанку за другой, как мне было велено. Кухарка первая вошла в судилище – другими словами, в мою комнату. Она оставалась там очень недолго. Выводом ее было, когда она вышла:
– Сыщик Кафф человек унылый, но сыщик Кафф настоящий джентльмен.
Вслед за нею отправилась горничная миледи. Оставалась она гораздо дольше. Заключением ее было, когда она вышла:
– Если сыщик Кафф не верит словам порядочной женщины, то он мог бы по крайней мере оставить свое мнение при себе!
Потом отправилась Пенелопа. Оставалась минуты две, не больше. Донесение:
– Сыщика Каффа очень жаль: должно быть, он в молодости был несчастлив в любви, батюшка.
После Пенелопы пошла старшая служанка. Оставалась, как и горничная миледи, довольно долго. Вывод:
– Я поступила к миледи не за тем, чтобы какой-нибудь полицейский подозревал меня в глаза.
Потом пошла Розанна Спирман. Оставалась дольше всех. Никакого вывода – мертвое молчание и бледные как смерть губы. Самюэль, лакей, пошел вслед за Розанной. Оставался минуты две. Донесение:
– Тому, кто чистит сапоги мистеру Каффу, следовало бы постыдиться.
Нанси, судомойка, пошла последней; оставалась минуты две. Донесение:
– У сыщика есть сердце, он, мистер Беттередж, не издевается над бедной работящей девушкой.
Отправившись в судилище, когда все уже было закончено, узнать, не будет ли мне каких-нибудь новых приказаний, я обнаружил, что сыщик глядит в окно и насвистывает «Последнюю летнюю розу».
– Что-нибудь узнали, сэр? – спросил я.
– Если Розанна Спирман отпросится из дому, – сказал сыщик, – отпустите ее, бедняжку, но сперва дайте мне знать.
Уж лучше было бы мне промолчать о Розанне и мистере Фрэнклине. Было ясно, что несчастная девушка возбудила подозрения сыщика Каффа, несмотря на все мои старания не допустить этого.
– Надеюсь, вы не считаете Розанну причастной к пропаже алмаза? – осмелился я спросить.
Углы меланхолических губ Каффа искривились, и он пристально посмотрел мне в лицо.
– Я думаю, лучше будет не говорить вам ничего, мистер Беттередж, – сказал он, – а иначе вы, пожалуй, расстроитесь.
Я усомнился: уж точно ли удалось мне тогда, в саду, провести знаменитого Каффа? К моему облегчению, нас прервал стук в дверь, и пришло известие от кухарки: Розанна Спирман просит разрешения выйти по всегдашней своей причине: болит голова и хочется подышать свежим воздухом.