Лунный камень мадам Ленорман
Шрифт:
Мерзко. Грязно. И Витольд согласился? Ведь о его настойчивой влюбленности, которая отдавала тем же безумием, что овладело самой Анной, было известно всем.
– А он? – Анна не усидела на месте, вскочила, и призрак ее отражения в зеркале метнулся навстречу.
– Он клялся, что ничего не помнит. Но ваша матушка пригрозила полицией, и… он согласился.
– Когда это случилось?
– За
И могло ли выйти так, что Витольд, узнав правду – с Ольги стало бы посмеяться над глупостью своего поклонника, – решил отомстить? Или же, снедаемый бессильной ревностью, убил ее, чтобы другому не досталась?
– Видите, – Мари поднялась, – у меня не было причин убивать вашу сестру. Она единственная, кто помог мне…
– Обман вы называете помощью?
Мари пожала плечами.
– У моего ребенка есть законный отец. А я не опозорена. Напротив, мой статус позволил мне претендовать на место в гимназии. И меня приняли. Я преподаю домоводство и… счастлива.
Это было сказано так, что Анна не поверила.
– Мы с Витольдом очень скоро перестали докучать друг другу. Он по-прежнему пытается поймать удачу, а я… нам с Ференцем не так много и нужно. Дети – вот ради чего стоит жить. Но разве вам понять?
Не понять. И злые слезы закипают на глазах. Обида. На себя, бесплодную. На мир. На Бога. Зависть… Сколько всего понамешано!
– Если… – Анна облизала сухие губы, – ты счастлива, то зачем сейчас идешь к нему?
– Затем, что я – женщина, а он – мужчина, и красивый. Есть в нем некое магнетическое обаяние. И разве нужны иные причины?
Мари дошла до порога и, обернувшись, сказала:
– Анна, если у кого и были причины убить Ольгу, так у тебя… ты же всегда ей завидовала. А еще и ревность. И не говори, что это – неправда.
Правда.
Как правда и то, что Анна не убивала.
Три дня пустоты.
Вынужденный выходной, и Мефодий, который несколько раз повторил:
– Ты должна вернуться сюда.
Зачем?
Машка не знала. Она вместе с причитающей Софьей Ильиничной ждала катера, который должен был привезти полицию, и отсчитывала капли корвалола.
– Не притворяйся, мамочка, – небрежно бросил Григорий. На Софью Ильиничну он смотрел, поджав губы, с Машкой и вовсе избегал встречаться взглядом, и оттого Машка чувствовала себя неловко.
– Умерла, – охала Софья Ильинична, прижимая руку к груди, то к левой, то к правой, точно не могла решить, где же спряталось сердце. – Господи, прости душу ее… самоубийца.
– Я бы не была
– А то ты, милочка, знаешь!
Софья Ильинична с раздражением оттолкнула Машку и потребовала:
– Воды подай.
Машка уговаривала себя не злиться на эту взбалмошную женщину, которая явно пребывала в состоянии стресса.
– И со льдом, – капризно топнула ножкой Софья Ильинична. Ножка была размера этак сорок первого, в красной туфле с пышными кожаными цветами.
– Здесь нет льда.
– В кухне есть, – светлые глаза уставились на Машку. – Ну, что стоишь? За льдом иди!
– Простите, – жалость, которую Машка испытывала изначально, растворилась, – но я вам не прислуга. Если хотите льда, сходите за ним сами.
– Голову подняла, да? – В голосе прорезались визгливые ноты. – Думаешь, если с Федькой переспала, то все теперь можно?
– Кто со мной переспал? – сухо поинтересовался Мефодий. Он вошел в столовую и, бросив на Софью Ильиничну насмешливый взгляд, произнес: – Софочка, милая, ты бы перестала совать нос в чужие дела. А то ведь и отослать могу!
– Напугать решил? – Она взвизгнула и подскочила, разом позабыв о сердце.
– Предупредить, чтобы меж нами не было недопонимания. Я ведь не Кирилл, я нянчиться не стану ни с тобой, ни с этим гаденышем.
Григорий только фыркнул и, повернувшись к Софье, велел:
– Мама, успокойся. Потом поскандалишь.
Как ни странно, Софья Ильинична подчинилась. Она вновь опустилась в кресло, приняв позу картинную и в чем-то нелепую. Вытянула ноги, голову склонила набок, прижав ко лбу пухлую ладонь.
– Голова болит ужасно… а Стаська утверждает, что Грета не сама траванулась. – Софья Ильинична походила на престарелую ябеду.
А ведь так и есть! И не будь ситуация столь трагичной, Машка улыбнулась бы.
– Это решит полиция.
– Эфир волнуется. – Стася подняла монетку, которая продолжала плясать на нити. – Душа дома пребывает в возмущении.
– Очень ей сочувствую.
Кажется, Мефодий с трудом сдерживался, чтобы не заорать. А ведь он устал – и от острова, и от людей, с которыми вынужден сосуществовать в одном пространстве. И если бы не тайна, не женщина в белом, не смерть брата, так похожая на самоубийство, Мефодий уехал бы.
Машка вдруг поняла, что он и уедет в тот же день, когда распутает это дело.
А она?
А что она, разве есть у нее хоть какие-то права? Да, Мефодий ей симпатичен, но Галка утверждает, что Машка вообще людям легко симпатизирует, что она светлая сердцем, а в голове ветер. Интересно, Галке понравился бы Мефодий? Он основательный и…
…И богатый.
А Галка говорит, что нужно искать пару в своей социальной среде, и значит, не одобрит, сочтет, что Мефодий Машку избалует, а потом бросит с ребенком. Почему-то именно того, что Машку бросят с ребенком, Галка боялась сильней всего.